Москва: операция по освобождению заложников - победа или поражение? [ Редагувати ]
Материалы о трагедии на Дубровке постепенно сходят с первых страниц газет, и все реже появляются в новостях. Так устроена человеческая память - со временем люди забывают о самых страшных трагедиях.
Но вряд ли эту тему так быстро перестанут обсуждать в транспорте, парикмахерских и очередях. И вряд ли очень скоро к стенам Театрального центра на Дубровке люди перестанут приносить цветы и игрушки, зажигать поминальные свечи. При чем не только те, кто потерял здесь своих родных и близких.
На месте московской трагедии сейчас - мемориал из живых цветов. В память о тех, кого не удалось спасти. А в недалеком будущем Театральный центр на Дубровке и мюзикл "Норд-Ост" столичные власти обещают восстановить. Как символ победы над террористами доказательство того, что Россию не поставить на колени.
Не будет ли возобновление "Норд Оста" кощунством по отношению к погибшим - вопрос, скорее, риторический. Без ответа пока остается и самый главный вопрос: операция по освобождению заложников - это победа или все-таки поражение России?
"Я считаю, она провалилась. Погибло, наверное, 30% заложников".
"Над кем победа? Над террористами? Вряд ли мы победили их таким способом. Скорей всего, он будет множиться".
"Я считаю, надо было продолжать переговоры, начать хоть какие-то действия в Чечне".
"Здесь не может быть переговорных возможностей. Мы уже имели Буденовск переговорный".
"Иначе вопрос нельзя было решить. Жертв могло быть намного больше. Это приемлемая цена. Нет, не цена, это оптимальное было решение правительства".
"Мы простые люди, трудно судить. Мы очень многого не знаем".
"Не могу сказать. Конечно, хорошо тем, кто выжил. А те, кто ушли - очень больно".
Кристина Курбатова и Арсений Куриленко. В "Норд Осте" они играли главных героев в детстве. Не только на сцене, но и в жизни юных актеров связывала настоящая дружба. А повзрослев, они могли бы стать больше, чем друзья. Так думают их родители. Они решили похоронить Кристину и Арсения вместе.
119 человеческих жизней - такова цена за спасение 600 бывших заложников.
Инна Головенко, бывшая заложница: "Вы знаете, сложно судить. Как случилось, так случилось. Все было даже не в человеческих, а Божих руках".
Не спекулировать на трагедии призывает и Асланбек Аслаханов. Депутат Госдумы от Чечни одним из первых вошел в захваченное здание. Он разговаривал с террористами на их родном языке. Переговоры не принесли результата.
Асланбек Аслаханов, депутат Госдумы от Чечни: "Потом, когда все прошло, очень много умных появляется, очень много советчиков, которые говорят, что можно было поступить иначе. Мы пытались подыскать слова, которые должны были дойти до любого психически нормального человека. Лично я его умолял. Я никогда никого не умолял. Ради спасения детей, женщин, которые ничего не сделали. Не трогай их, я говорю, вы позор несете на весь мир. Вы поход против чеченцев сделали, их будут преследовать. Одумайтесь, говорю! Нет, мы шахиды, мы воины Аллаха, мы мертвые".
Представители Кремля напрямую вести переговоры с террористами не стали. Решили атаковать. Даже немногочисленные оппоненты российских властей признают: штурм был проведен профессионально. Другой вопрос, что было до и после операции.
Борис Надеждин, депутат Госдумы, Союз правых сил: "Вопрос первый - как в Москве оказались десятки вооруженных террористов. И второй - были ли исчерпывающими и адекватными меры оказания помощи спасенным заложникам?"
По признанию некоторых врачей московских клиник, они готовились, прежде всего, к приему людей с огнестрельными ранениями и физическими травмами. Перестраиваться пришлось на ходу. Многих заложников привезли в больницу слишком поздно.
Почему так долго не называли состав газа? Почему о том, что антидоты заготовлены в необходимом количестве, сообщили только через несколько дней?
Официальная позиция российского Минздрава: использованный во время штурма газ на основе фентанила не мог стать причиной смерти заложников, люди умерли от истощения и хронических заболеваний, которые обострились. Газ мог разве что ускорить процесс.
Но те, кто разрабатывал операцию, не могли не знать, в каком состоянии находятся люди. Говорят, что другого выхода не было. Только родственникам погибших этого не объяснишь.