Сообразим на "4", или артхаус для "Кинотавра" [ Редагувати ]

За барной дубовой стойкой как-то встретились трое - потрепались, наврали с три короба и разошлись по своим делам. Худощавый бизнесмен в пиджаке (представился сотрудником администрации президента и рассказывал, что Людмила Путина много пьет) на деле окажется оптовиком, торгующим "всем, что пахнет мясом". Девушка (вроде, рекламщица) - проституткой, которая завтра едет в деревню - сестру хоронить. Мужчина в вязаном свитере (Сергей Шнуров) расскажет самую славную байку - о том, что с 1960-х в СССР внедрено поточное клонирование, клонов выращивают в отстойниках, и заведует этим он. А потом выйдет за двери, и его остановит патруль - получится, что "свитер" был музыкантом и вроде как даже рецидивистом.

Сюжет "4" связным кажется лишь на бумаге. На экране же каждую строчку приходится, натурально, выгрызать. Сценарий написан Владимиром Сорокиным, но автор от ленты уже отрекся - его китчевая, двуслойная история совершенно утонула при переносе на пленку. Сценарий не просто перелопачен, а обвешан физиологичными образами: кадр как правило заполняют грязь, мразь, немытые пальцы, мат, бесконечные дворняги, пьяное марево, мясо (в расфокусе), мусор, какая-то гниль. Вот, например, кульминационный момент - немотивированная кулинарная оргия: неопрятные старухи пожирают зарезанного хряка, облизывают пальцы, матерятся, а после устраивают стриптиз. Озвучен "4" еще агрессивнее: хлюпанием, воем, лязгом железа. От всего этого возникает двоякое чувство: как будто голову твою держат в колоколе, по которому херачат молотом, а пятки - в банке с опилками, полной голодных крысят.

"4" - не вполне кинофильм, скорее, авангардный видео-арт. Тем не менее, относиться к нему приходится предельно серьезно. Снят он на кинопленку, участвуют в нем неслучайные люди (Сергей Шнуров или, вот, сценарист Константин Мурзенко). Вдобавок эта кино-агония уже украшена несколькими титулами: Илья Хржановский объехал Европу, показал "4" на фестивалях в Венеции и в Берлине, а на экстремальном авангардном смотре Роттердаме даже получил приз.

Само по себе это не страшно: резвится режиссер - ну и пусть. К тому же резвится Хржановский, не отнимешь, очень талантливо. С каждой минутой, с каждым кадром в зрителе сперва нарастает, а потом уже клокочет ненависть и отвращение - к человеку как таковому. Хржановский провоцирует тошноту - потому что так он это задумал, и если вас стошнит под сиденье - что ж, он работал не зря.

Может возникнуть вопрос, кто он, этот подонок, который теребит двумя пальцами гортань у целого кинозала? Что ж, ваш автор встречал Хржановского на фестивалях, закрытых показах и даже в коридорах Госкино (которое поначалу не хотело давать "4" прокатное удостоверение). Я могу засвидетельствовать, что Илья - очень интеллигентный человек, негромкий, эрудированный, со вкусом одетый, закончил ВГИК и, да, потомственный киновед.

Однако как-то не хочется, чтобы впредь он брался за камеру.

После одного из первых показов "4" в Москве (почти год назад, ранней осенью 2004-го) состоялось обсуждение ленты с залом, в ходе которого одни зрители недоумевали, зачем этот, так скажем, продукт вообще зафиксирован камерой, а другие защищали честь Хржановского, применяя нецензурную лексику. Так вот, самому Хржановскому - который при этом стоял у экрана, стоял молча и ничего не комментировал - был адресован один лишь вопрос. Сюжетообразующим фактором в "4" оказываются собаки: их пинают, они жрут свиней, из-за них бьются на дорогах герои. И зрители прямо спросили режиссера: а любите ли вы собак?

Тогда Илья Хржановский ответил: "Да, я очень люблю собак" - и снова застыл у экрана с микрофоном в ладони.

Очевидно, что намного логичнее в тот вечер было узнать, любит ли Хржановский людей - с ними "4" обходится жестче. Но, конечно, никто не спросил.

Потому что ответ очевиден.