Шахтерское подполье [ Редагувати ]

Пять лет назад мы впервые увидели, как в Донецкой области добывают уголь альтернативным способом. Он состоял в том, что шахтеры, на свой страх и риск, самостоятельно добирались до угольных пластов и продавали добытое кустарным способом черное золото. Все это вполне можно трактовать, как расхищение природных ресурсов государства.

Но прошли годы, а объемы продаж нелегального угля практически не сократились. Да и почему только угля. Газ, нефть, в общем, все, что горит, продолжает интересовать покупателей дешевой энергии, а названия альтернативных способов добычи пополняют наш словарный запас.

"Копанки" - новое слово, обозначающее нелегальные шахты. Синоним еще менее благозвучен - "дырки". В этом поселке уголь и снег разделяют всего несколько метров промерзшей земли. Поселок называется Ремовка и находится на окраине Тореза. Хотя порой, кажется, что на краю света. Выжить здесь так же сложно, как и в Аравийской пустыне. Только вот зимой холодно. Заработать можно, только пробив слой каменистой земли и добравшись до "черного золота".

Источник доходов ремовцы держат в секрете, поскольку Уголовный Кодекс вправе лишить сельчан не только заработка, но и свободы. Сроком до двух лет. Мы нашли этот источник, совершив прогулку в соседний лес. А, точнее, источников было несколько. Вот так выглядят "копанки" - подпольные шахты. Пять лет назад им прочили скорую и естественную смерть. Шахтерский лес узкой полосой тянется от города Торез до соседнего Снежного. Зимой 2001 года мэр Снежногообнадежил нас, пообещав:

Валентин Чепурной, мэр Снежного, 2001 год: "Как только закроют шахты, жители будут обеспечены государственным, бесплатным углем, и тогда у них отпадет всякая необходимость добывать уголь кустарным способом. Когда включатся экономические рычаги, отпадет необходимость в таких шахтах. Полгода, ну, максимум год, и они сами закроются."

Но, видимо, что-то не учли в начальственных прогнозах. Вот эту шахту, например, выкопали уже после "мэрского" предсказания, в 2003 году. Год спустя ее обнаружили сотрудники милиции и СБУ. Прошло еще немного времени, и в ноябре 2005 года оперативный рейд по горняцкому лесу снова принес урожай милиции и чекистам.

Новая "копанка" была оборудована несколько лучше прежней. На шахте был компрессор для подачи воздуха и электролебедка, с помощью которой наверх поднимался довольно качественный антрацит. На тот момент, когда угольная дырка была обнаружена, стоимость нелегальной тонны составляла примерно 150-170 гривен. Прошло несколько месяцев, и цены поползли вверх. Местные жители не спешат откровенничать перед объективом - еще бы, одно неверное слово, и источник благосостояния иссякнет, думают они.

Андрей Цаплиенко: "Почем у вас уголек?"
Дед: "Та когда как. Сегодня по триста за тонну."
Андрей Цаплиенко: "А чего так подорожал?"
Дед: "Из-за холодов."
Андрей Цаплиенко: "А работают ребята каждый день?"
Дед: "Ну, когда заказы есть."

На каждой из таких шахт есть практически все, чем располагают крупные угольные предприятия. Если "копанка" победнее, то оборудована как минимум "бытовкой", где можно согреться в мороз. Если побогаче - то возле ствола построена баня. Здесь баня выложена из камня. Есть и охрана. Упитанный пес дает знать о приближении чужаков , а это значит, что шахта действующая. Причем, люди, услышав лай собаки, могут спрятаться внизу, в копанке..

Мы находимся на 20 метрах ниже нулевой отметки. В день такая шахта способна выдать от пяти до двадцати тонн угля. Хотя почему же в день? Работы на таких шахтах, в основном, ведутся ночью. Найти действующую шахту несложно - обычно из-под земли пробивается пар. Это естественное физическое явление, возникающее из-за разницы температур, ведь под землей гораздо теплее, чем на поверхности. Горняк двадцать первого века, отработав смену на старой шахте, обычно по возвращении домой меняет одежду и отправляется в новый забой. Здесь нет ни электроподъемника, который обычно называют клетью, ни привычных глазу вагонеток, ни бурой громады террикона.

Но тем не менее, сюда спешат. Потому что артель работает на себя. В бригаде минимальное количество старателей, как правило, пять человек - трое внизу, один на лебедке и еще один на страховке. Если рабочие построили шахту вскладчину, то ежедневный доход делится поровну на всю артель. Семьдесят-восемьдесят гривен в день, не считая того, что приходится вкладывать в покупку техники. Если у шахты есть подпольный инвестор, то рабочим остается довольствоваться меньшей суммой. Инвестор, как правило, является бывшим сотрудником администрации какой-нибудь свежезакрытой шахты. В его распоряжении, кроме больших, по здешним меркам, денег, еще и старые маркшейдерские карты сороковых годов.

Согласно этим картам, пласт, известный, как фоминский, на окраинах Тореза и Снежного подходит почти к самой поверхности. Нужны только терпение и удача. Тому, кто решил вложить деньги в шахту, следует помнить, что метр проходки стоит сто пятьдесят гривен. В этом месте, например, проходчики начали бить дырку, но вовремя поняли, что промахнулись мимо пласта. Под землей иногда разворачиваются настоящие соревнования. Социалистическими их не назовешь - чем больше нарубишь, тем больше заработаешь.

Из разговора двух шахтеров:
- Здесь больше тонны не возьмешь.
- Я за восемь часов тонну брал, подрезал пласт снизу.
- Да что ты мне рассказываешь, это здесь пласт мягкий, а там ты пику об него сломаешь!
- Ну, а я о чем тебе говорю?! Это здесь я брал тонну за восемь часов вдвоем, и очень легко, а там ты хоть головой бейся, ничего, кроме крошки из стены не выбьешь.

На этой шахте ствол прямой. Двенадцать метров вниз, еще десять влево или вправо, и ты на рабочем месте. Инструмент самый что ни на есть простой: тяжелый молоток и пика, что-то вроде зубила, которое вгоняешь в щели между пластами - и откалываешь куски, чем больше, тем лучше. Раньше смертей на копанках было немало. Это связано со слабым креплением свода штрека. Теперь в угольных норах гибнет гораздо меньше людей. Буквально единицы. Время непрофессионалов прошло, государственные шахты закрываются, выбрасывая на улицу тысячи горняков, которые только то и умеют, что рубить уголь.

Таких крепежей, говорят, не увидишь даже в настоящей, крупной шахте. Но эта "копанка" считается лучшей в горняцком лесу. И угля в ней хватит еще на многое лет. Технология добычи проста. Уголь поднимают наверх ведрами, а потом горняки дробят глыбы и отсеивают мелкий порошок, - здесь его называют штыб, - от увесистых кусков. Топливо сортируют и ждут покупателя. Работа делается под заказ. Впрочем, там, где ствол наклонный можно обойтись и без крепежа. Старатели пытаются скрыть свои копанки от посторонних глаз. Но это - напрасный труд. Продавать-то уголь надо. А значит, каждый покупатель знает, где найти антрацитовые норы.

На каждой нелегальной шахте существуют свои особые условия труда. Здесь, например, уголь загружается в мешки не на поверхности, а внизу. Затем мешки поднимают вверх, подают на самодельную рампу. Сюда подъезжает машина. На нее загружают мешки. А дальше уголь отправляется либо по местным адресам, либо в дальние края - в Николаевскую область, Херсонскую или автономную республику Крым.

В местной милиции проблему кустарных шахт считают прежде всего социальной. Согласно статье двести сороковой уголовного кодекса, каждого из шахтеров-нелегалов оштрафовать на сумму в пятьдесят минимальных зарплат. Или же отправить под замок на два года. В период повальных проверок шахтерских лесов сотрудниками Министерства Внутренних Дел, - а было это весной 2005 года, - количество работающих "копанок" сократилось. Но при этом, считают местные милиционеры, увеличилось количество грабежей, квартирных краж и просто хулиганских выходок. Не пускают в угольную нору - и горняк становится дважды безработным. И безысходность доводит его до отчаяния - вдвойне быстрее.

Артур Лихолит, первый замначальника криминальной милиции Торезского горотдела УМВД в Донецкой области: "Был у нас случай, когда шахтеры спустились в шахту и спрятались там от милиции. И нам пришлось вызывать горноспасателей, чтобы достать их оттуда. Ну, мы понимаем, что все это связано с проблемами социальными, конечно, но, тем не менее, мы стоим на страже закона."

Установить контроль над подпольной добычей попытались члены организованных преступных группировок, но почти сразу отказались от этой затеи. Как только горняков облагают поборами, добыча сразу же перестает быть рентабельной. И шахта закрывается. Гораздо выгоднее, к примеру, контролировать денежные потоки, которые направляются на закрытие угольных предприятий и на создание рабочих мест в шахтерских городках. В Службе Безопасности считают, что появление "копанок" - одно из последствий хищений в сфере реструктуризации.

Сотрудник департамента защиты экономики государства СБУ. "За последние три года на создание рабочих мест была выделена сумма порядка двухсот миллионов гривен. Эффект гораздо меньше, чем ожидался. По одному из фактов была проведена работа. Материалы переданы в суд. Перевальским судом были вынесены приговоры в отношении должностных лиц фабрики "Старт" по фактам хищений из госбюджета. В результате подобных хищений наблюдается массовая безработица, вследствие чего и происходят самовольные раскопы угля."

Двести миллионов - деньги немалые. Их легче украсть, чем наковырять в пластах местного антрацита. В Лутугинском районе Луганской области были закрыты несколько шахт, включая и ту, на которую мы сейчас едем. Названия предприятия мы сообщать не будем - об этом нас попросили те, кто раз в два дня приходит сюда с примитивным шахтерским инструментом. Как только большая шахта перестала существовать, сразу же возникла шахта маленькая. Поначалу рабочие не использовали никаких подъемных механизмов, кроме старого автомобильного диска, приваренного к куску изогнутой арматуры. С первых дней существования - осени 2003 года - эту дыру в земле пытались прикрыть, но бесполезно. Технология добычи здесь еще более примитивная, чем на торезских копанках, хотя лутугинские шахтеры, оказывается, посмелее своих соседей. Они работали даже днем. Правда, в первые минуты нашего знакомства ночная смена поинтересовалась - не боимся ли мы за нашу машину. Но, видимо, серьезных намерений работяги не имели.

Рабочий: "Миллионы мы тут не зарабатываем. А милиция не давит. Так, подъедут луганские, мы им на бензин дадим, угля насыпем, и дальше работаем."

Позже, сообразительные мужики решили поднять производительность труда - привезли сюда мотоцикл и, сняв с него заднее колесо, стали использовать в качестве лебедки. В случае необходимости колесо возвращается на место, и лебедка снова превращается в мотоцикл. Такой вот "транспорт двойного назначения" позволяет быстро поднять ночью на поверхность все то, что удалось добыть внизу за день. Работать приходится, пожалуй, побольше, чем коллегам в Торезе - лутугинский уголь продают значительно дешевле.

На таких шахтах много не заработаешь. Здесь, к примеру, работает артель из десяти человек. Каждые два дня на-гора выдается не больше пяти тонн угля. Тонна угля стоит сто гривен. После несложных арифметических действий несложно посчитать, каков уровню доходов луганских шахтеров. Ни налогов, ни отчислений старатели не платят. Понятное дело, шахта работает без лицензии. Уголь отсюда отправляется на специальные площадки, где его смешивают с официально добытым, эту смесь загружают в вагоны, а затем везут на промышленные объекты. Эта простейшая схема легализации кустарного угля действует и по сей день.

Рабочий: "Если бы все по закону, то было бы неплохо. Мы готовы! Мы платили бы по десять рублей с тонны, лишь бы нас не трогали. Дали бы работать, только чтоб налог человеческий был."

Луганская милиция несколько месяцев отрабатывала маршруты машин, груженых углем из копанок. Оперативники зафиксировали номера автомобилей, которые курсировали между шахтами и местами загрузки. Правда, шахтами их назвать было сложно. Огромные угольные поля раскинулись на десятки гектаров. Стоит только снять верхний слой земли, и топливо можно черпать ковшом экскаватора.

Сейчас мы идем по такому угольному полю. Наш проводник - сотрудник госслужбы по борьбе с экономическими преступлениями Сергей Клименко. Чтобы добраться до места промысла, нужно преодолеть около шести километров заснеженного поля. Площадь этого карьера семьдесят гектаров. Людей, которые его разрабатывают, просто вынудили перейти на легальные рельсы, ведь это слишком накладно - всякий раз терять конфискованную технику во время милицейских рейдов. Впрочем, нелегальная разработка ведется примерно тем же способом и с тем же набором технических средств.

Разработку карьеров уже не отнесешь к кустарным технологиям. Карьеристам нужен грейдер, экскаватор и грузовики. Как только разработчики начинают жить на широкую ногу, этот бизнес сразу же попадает в сферу интересов власть имущих. В течение двух лет в этом районе без надлежащей лицензии действовало предприятие, которое выпотрошило отечественные недра не на одну сотню тысяч долларов. Принадлежало оно одному из депутатов Алчевского горсовета. При площади в сотню гектаров хороший карьер может приносить до миллиона долларов в год. Это при условии, что ты платишь за технику и не платишь за лицензию.

Сергей Клименко, оперуполномоченный Луганского УГС БЭП УМВД в Луганской области: "Они, как правило, везут его на площадки и смешивают с обычным углем. Это один из путей легализации, и мы отслеживаем, откуда везут уголь, куда идут машины. У фирм, работающих здесь, не всегда есть лицензия и почти никогда не бывает разрешения на землеотвод."

Если милиция или спецслужбы не поленятся преодолеть километры снежного поля или пахоты и внезапно нагрянут на предприятие, рабочие, как правило, находят оправдание - мотивируют свои действия личными целями и отрицают всякую причастность к каким-либо фирмам. Хотя это не так, работяги понимают, что фирма является чуть ли не единственным источником их доходов, а, значит, вряд ли расскажут , кому принадлежит рука дающего.

Сотрудник департамента защиты экономики государства СБУ: "Одним из подразделений в СБУ в Луганской области был выявлен факт хищения денежных средств в особо крупных размерах, предназначенных для создания новых рабочих мест при закрытии шахты. Частично на эти деньги было куплено карьерное оборудование. Но, по моему мнению, задерживаются лица, которые непосредственно ведут работы на карьере, а лица, благодаря которым эта деятельность организована, заказчики, остаются в тени."

Старушки-жительницы Малоюрьевки тоже считают, что за нелегальный уголек расплачиваются те, кто его добывает, а не те, кто на нем зарабатывает. И вспоминают соседа, которому пришлось отправиться в тюрьму за повторно совершенное преступление: парень был пойман с поличным в карьере.

Старушки в Малоюрьевке: "Та то ж моей соседки племянник. От Сережка Мироненко с ним был. Так тот убежал, а этого прямо в копанке поймали. Ну, и дали, чи год, чи полтора, не помню. Но то, что сидит, так это точно."

Рабочий в карьере: "У детей тепла в школе нет? Мы даем им уголь. А у них больше не у кого попросить. И нам другого выхода, кроме, как в нору лезть нет. Жена в больнице, дочка в школе, теща и сестра. Всех нужно кормить. У нас нет выбора, хотя мы понимаем, чем рискуем."

Копанки стали символом упадка Донбасса в середине девяностых. Теперь же их вполне можно отнести к категории местных достопримечательностей.

Но почему же в Европе нет копанок, хотя там, в угольных регионах, после закрытия шахт потери были гораздо большими? Информация Института социально-экономических стратегий.

Угольный бассейн Аахен, Германия, Голландия, Бельгия. Ликвидация одного условного рабочего места в угольном бассейне Аахен, расположенном на территории трех государств - Бельгии, Голландии и Германии, обошлась правительствам этих стран в сумму от 100 до 225 тысяч долларов.

Регион Лимбург, Бельгия. Затраты на программу восстановления бельгийского региона Лимбург "Контракт будущего" составили 1миллиард 300 миллионов долларов только за четыре года, с 1987 по 1991 год.

Великобритания. Ранний выход шахтеров на пенсию обходится британским налогоплательщикам в 90 миллионов долларов ежегодно, а сокращение рабочих мест в среднем по 200 миллионов.

Франция. Франция уже знает, что до 2040 года на пенсионное обеспечение увольняемых шахтеров она израсходует 59 миллиардов долларов.

Они тратят эти деньги на будущее. А у нас исчезнувшие миллионы делают бесперспективной жизнь целых районов страны. Наличие дешевой рабочей силы дает возможность эксплуатировать людей, в то время, как они сами думают, что их облагодетельствовали. И все же - как быть? Запретить копанки или же наоборот, легализовать их?

Сотрудник департамента защиты экономики государства СБУ: "Закрыть шахты, в принципе, возможно. Решение этого вопроса лежит не в мерах ликвидации этих шахт. Целесообразно для решения этого вопроса нейтрализовать те условия, благодаря которым он существует. Необходимо делать так, чтобы реализовывать полученный таким образом уголь стало невыгодно. Существует несколько вариантов. Например, введение сертификатов либо иных документов на каждую партию угольную продукцию, которые бы делали прозрачной каждую партию, которая в дальнейшем  выбрасывается на угольный рынок. По этим документам было бы целесообразно отследить всю цепочку посредников, через которые прошла эта партия. Еще вариант, силами центральных властей можно увеличить квоты на закупку угольной продукции подчиненной предприятиями до такого уровня, который бы намного превышал партии добытого угля незаконным путем. Мощности по незаконной добычи достаточно малы в промышленных масштабах. Поднимем минимальный порог такой квоты, и черный уголь, добытый незаконным путем будет просто выдавлен с рынка."

Не следует, впрочем, воспринимать эти шахты как пережиток прошлого. Возможно, однажды энергетический кризис заставит реанимировать угольную промышленность, чтобы черное золото шахт заменило черную кровь земли - нефть. Впрочем, газ и нефть слишком лакомый кусок для тех, кто знает, что такое слово "врезка", и как превратить смолянистый поток в денежную массу. Но об этом через неделю. До вторника.