"Christian Science Monitor": Что пережили русские солдаты [ Редагувати ]

Результаты нового исторического исследования рисуют портрет русской пехоты во Второй мировой войне - столь же захватывающий, сколь и страшный.

Где только ни славили в последние годы наше "Великое поколение" - в книгах, фильмах художественных и фильмах документальных. Все редеющие группы американских ветеранов собираются и едут, как настоящие паломники, на берега, которые они штурмовали; на кладбища, где лежат их товарищи; на памятники славы и горя.

Здесь историкам есть с чем работать - есть официальные документы, фотографии, письма, дневники и интервью с теми, кто во времена высадки на берега Нормандии, Анцио (Anzio, операция союзников в Италии, проводившаяся с 22 января по 25 мая 1944 года. Считается одной из крупнейших операций англо-американских войск во Второй мировой войне) и Гуадалканала (Guadalcanal) был еще совсем молод.

Но с Восточным фронтом история совсем другая.

Иосиф Сталин и его преемники всячески старались сохранить историю участия Советского Союза в войне в том виде, в каком ее написали и в каком она лучше всего подходила для достижения их политических целей. Строились огромные памятники, но при этом закрывались для прочтения ценные документы. Вышедших на пенсию солдат и членов их семей чествовали как "героев", но не разрешали им рассказывать о пережитом на войне ничего, что отходило бы, в особенности в негативную сторону, от официальной линии. Ни российским, ни иностранным историкам не давали работать самостоятельно.

После распада Советского Союза ситуация меняется, и сейчас глазам читательской аудитории предстает пример необычайного исследовательского таланта, развернувшегося с раскрытием архивов - книга Кэтрин Мерридэйл  "Война глазами Ивана: жизнь и смерть в Красной Армии в 1939-45 гг.". Это больше, чем просто книга: это сочный, подробнейший и временами надрывающий сердце портрет архетипа русского пехотинца - человека, всю войну жестоко страдавшего, причем не в последнюю очередь от рук своих же соотечественников.

Книга испещрена сносками - и, заметим, при этом очень легко читается. Для сбора материала Мерридэйл, преподаватель новейшей истории в колледже Queen Mary Лондонского университета, ездила на места основных сражений: была в Керчи, в Киеве, в Курске и Севастополе. Она получила доступ к архивам военных и документам тайной полиции; она взяла интервью у более чем двух сотен ветеранов. Многие из них отдавали ей свои личные письма и дневники.

Поражает порядок цифр, которым измеряется число тех, кто не вернулся из сражений против германского вермахта: с 1939 по 1945 год в действующую армию было мобилизовано более 30 миллионов человек обоих полов, и из них в бою, от болезней и голода погибло более восьми миллионов. Число погибших среди гражданского населения выше в два раза. Еще 25 миллионов человек остались без крова.

Самыми страшными были первые годы войны. К началу 1942 года на поле боя было убито 2,7 миллиона человек; еще почти 3 миллиона попали в плен. За время войны Красная Армия дважды обновлялась почти полностью.

Около трех четвертей из солдат, воевавших в пехоте, составляли крестьяне, к коммунистической системе относившиеся не очень лояльно, главным образом из-за насильственной коллективизации. На лекции политических комиссаров в обучении отводилось не меньше времени, чем на обращение с оружием. В условиях фронта, правда, пишет Мерридэйл, "красивые и утопические идеи братства не отличались долговечностью".

На поле боя советские солдаты сталкивались с немецкой армией, хорошо обученной и хорошо оснащенной. Но позади стояли войска спецслужб, готовые расстрелять любого, кто дезертирует или отступит. Так погибли тысячи людей, и многие угодили в так называемые "штрафные батальоны", которых под прицелом пулеметов пускали на врага первыми.

Когда ход войны удалось переломить и советские войска пошли на Берлин, на Запад, с ними в бой пошла ненависть и чувство, которое все про себя называли жаждой жестокого, но справедливого возмездия.

"Месть оправдывалась, месть была почти свята", - пишет Мерридэйл. - "Жгли города, убивали чинов местных администраций, а на колонны беженцев проливали настоящий дождь из свинца. Самыми распространенными преступлениями были изнасилования".

Подобные злодеяния совершают все армии, и совершаются они в любой войне, но здесь, пишет Мерридэйл, было что-то особенное: "Насилие достигло таких масштабов, что его просто уже нельзя было не замечать. И все же из советского сознания оно пропало".

С точки зрения сегодняшнего дня становится понятно, что советский тоталитарный контроль над поколением послевоенного периода, как и над следующим, укреплялся в том числе такими средствами, как запугивание и пропаганда. Солдат, служивших в оккупационных войсках, быстро перебросили обратно в Советский Союз, чтобы они не успели слишком сильно заинтересоваться тем, что такое капитализм и демократия. Представителей этнических меньшинств раскидали по тюремно-трудовым лагерям, в некоторых частях СССР были подавлены движения, боровшиеся за независимость.

К тому же, шестьдесят лет назад в Советском Союзе такого явления, как эмоционально-психологический удар, называемый сегодня "посттравматическим стрессовым расстройством", просто не признавали - и его лечением практически не занимались. Через эти стены оказалось побиться едва ли не труднее, чем через завесу официальной секретности, столь долго скрывавшую прошлое. Что как раз делает "Войну глазами Ивана" тем более замечательным произведением.

Единственное, чего не хватает в книге, во всех других отношениях достойной самой высокой похвалы - это карт. Карты помогли бы значительно лучше понять отношения между советскими республиками, передвижения армий и увидеть места, где разворачивались многие из самых страшных сражений в истории человечества.