Литвин: Люди видят во власти врага, и это трагедия для Украины [ Редагувати ]

Украинцы оказались не готовы к принятию реформ и во многом потому, что власть не смогла доступно объяснить их суть и необходимость. Примером можно назвать пенсионную реформу. Об этом в интервью корреспондентам Валерию Калнышу и Валерию Кучеруку рассказал председатель Верховной рады Владимир Литвин. Он также поделился своим видением идеальной избирательной системы, которая, впрочем, уверен спикер, действовать в Украине не будет. 

– В прошлом интервью Ъ, в декабре 2010 года, вы говорили, что "страна вплотную подошла к тому, чтобы перейти к новому качеству" и что витает "ожидание прорыва". Исходя из итогов этой сессии, у вас нет ощущения, что объявленные в стране реформы забуксовали и никакого прорыва нет?

– На мой взгляд, достаточных оснований говорить, что реформы в стране "забуксовали", нет. Потому что сейчас только началась работа над принятием решений, которые должны обеспечить реализацию задекларированных реформ. Не может буксовать то, что еще не сдвинулось с места. Мы по-прежнему плохо осознаем глубину проблем и происходящего в стране. И, как мне представляется, как всегда не учли степень готовности общества к радикальным переменам.

– Вам не кажется, что нынешняя власть слишком долго пытается осознать всю глубину проблем в стране?

– Может быть, и долго. Но раньше этим вообще никто не занимался. Следует обратить внимание на другое: мы поддались определенному идеализму, рассчитывая на то, что провозглашенные сверху планы автоматически будут поддержаны людьми. У нас нет понимания того, что, осознав и определив задачи, нужно сделать все, чтобы они овладели массами. Реформы сверху, не поддержанные снизу, всегда будут под угрозой провала. У нас нет постоянного диалога с людьми, диалог подменяется обещаниями. Нужно решиться на серьезный разговор с обществом. Но мы не решаемся, потому что боимся не понравиться людям, сказать им неприятные вещи, а желаем, чтобы нас любили, смотрим на рейтинги. Убежден, что, когда страна переживает такое транзитное состояние, самое страшное для власти – это желание нравиться.

– Что, по-вашему, может не понравиться людям?

– Например, пенсионная реформа. По ее поводу у нас доминирует одна позиция – что речь идет исключительно о повышении пенсионного возраста. А если все считают так, то об остальном говорить не приходится. Кто добровольно согласится на повышение пенсионного возраста? Я неоднократно говорил, что нужно разложить эту картину, всю эту мозаику, и показать, что для нас главная задача – не увеличить пенсионный возраст, не уменьшить пенсионное обеспечение, а повысить пенсии. От этого потом надо отталкиваться и предлагать все остальные новшества: увеличение пенсионного возраста, страхового стажа для начисления минимальной пенсии, сроков календарной службы для военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов и так далее. Сегодня нужно как можно больше говорить с людьми... У нас же во власти на все времена установка одна: мы, мол, делаем благие дела, а люди должны их автоматически одобрять. Но почему-то они эти благие дела понимать не хотят. Нам нужно овладеть искусством организации и ведения диалога. Особенно с учетом того, что время в этом отношении потеряно – люди сегодня никого не хотят слушать.

– Не считаете ли вы, что принятие пенсионной реформы в таком виде, в каком она есть, может привести к массовым волнениям?

– Абсолютно нет, я вам это сразу могу сказать.

– Но общество недовольно...

– Я понимаю, но скажите: когда наше общество было довольно? И когда у него имелись основания быть довольным? Разве люди были довольны, когда стояли в очередях, чтобы купить буханку хлеба? Или когда заходили в магазины, а там стояли только трехлитровые банки с огурцами величиной с кулак? Люди никогда не выйдут на протесты, если они пребывают в состоянии апатии и борются за выживание. Общество способно требовать большего, когда оно находится на подъеме, когда страна входит в полосу развития и динамики, а у человека появляется возможность увидеть перспективу и осознать, что можно жить лучше. А если люди озабочены только тем, чтобы выжить, они вынуждены выживать, а не заниматься манифестациями.

Давайте откровенно скажем, что у нас – профессиональные участники манифестаций, и идут они на акции протеста не от хорошей жизни. Все знают, какая сумма выплачивается за участие в том или ином митинге. Есть ядро активистов, которое вовлекает других в подобного рода акции за определенную плату.

Следующее обстоятельство – сегодня люди пенсионного возраста и так работают. И они на митинги не ходят. У нас каждый четвертый врач – пенсионного возраста. А их, действующих врачей, ни много ни мало – 198 тысяч. Работает на пенсии и множество учителей. А, как известно, здравоохранение и образование имеют женское лицо. Поэтому этих людей нужно просто мотивировать. Чтобы они, будучи на пенсии и работая не от хорошей жизни, получали к пенсии определенную прибавку. Нужно думать и вести дискуссию не только в плоскости повышения пенсионного возраста, но и о том, что сделать, чтобы каждый человек себя чувствовал спокойнее.

На этом примере я еще раз хочу показать: следует серьезно говорить с людьми. Они должны понять, какие есть варианты и какой из них приемлем. Я за то, чтобы принять эту пенсионную реформу хотя бы с учетом одного обстоятельства – убрать сверхвысокие пенсии. Если мы это сделаем, даже с учетом того, что это и не принесет больших средств в Пенсионный фонд, то человек хотя бы не будет раздражаться, что одни получают тысячу гривен, а другие сорок тысяч.

– А сколько будете получать вы, когда выйдете на пенсию?

– Мне до пенсии еще далеко. Но если выйду, то по результатам реформы это будет не более 8 тыс. грн. А по меркам сегодняшнего дня она была бы почти в два раза выше! Но я рассчитываю, что до того времени, когда мне нужно будет выходить на пенсию, средняя пенсия по стране будет больше 8 тыс. грн. Потому что жизнь на месте не стоит, и цены не снижаются, а только растут.

– Что, по вашему мнению, за время этой сессии не удалось парламенту сделать из запланированного?

– Не рассмотрели закон, касающийся рынка земли. Хотя президент и настаивает на его рассмотрении, но это невозможно из-за процедурных моментов. На нынешней сессии мы уже рассматривали законопроекты, касающиеся рынка земли, парламент их отклонил, и, согласно закону о регламенте, на этой сессии, а также на возможной внеочередной мы не можем рассматривать этот вопрос – только на следующей очередной сессии.

– Как решаются эти противоречия?

– Я просто объяснил президенту в ответ на его обращение о неотложных законопроектах, какие из них будут рассмотрены, а по каким вопросам это невозможно. Например, очень злободневный вопрос "О гарантиях выполнений решений суда". Вы же прекрасно понимаете, что он связан с решением Европейского суда по правам человека, который обязал выполнить соответствующие законодательные акты. В этом отношении правительство отреагировало очень оперативно и внесло соответствующий законопроект. Необходимость его очевидна, за исключением заключительных положений...

– Которые предусматривают возможность продажи газотранспортной системы?

– Там предлагается секвестровать где-то полтора десятка законов – приостановить и дать право Кабинету министров на свое усмотрение выполнять те или иные законы, исходя из экономических возможностей государства. Думаю, норма о газовой трубе попала туда совершенно случайно... Поэтому нельзя выносить этот вопрос на рассмотрение, не проведя основательной дискуссии и не сказав публично: давайте примем закон без этих заключительных положений, а потом Кабмин, если будет настаивать, пусть внесет их публично в виде отдельного законопроекта. А то, что предлагается, мягко говоря, непорядочно по отношению к нашим людям, когда мы вроде принимаем закон с красивым названием, а в нем есть "сюрпризы" и ловушки.

– Например, закон "О борьбе с коррупцией" – звучит очень грозно и обнадеживающе для общества, но на самом деле в нем содержатся такие вещи, которые нивелируют эту борьбу...

– Этот закон отвечает общемировым стандартам, и суть, я полагаю, не в самом документе. Мы часто принимаем закон и тем самым как бы закрываем проблему. А проблема, во-первых, в соблюдении закона, во-вторых – в общей атмосфере в обществе, в его моральных критериях и основах жизни. Потому что, если этого второго условия не будет, взятки будут расти, в них станут закладываться проценты на соответствующие риски. Нам нужно изменить общую атмосферу и уничтожить среду, которая питает коррупцию. Например, свести к обоснованному минимуму контролирующие и разрешительные функции власти. Но при этом общество должно осознавать свою ответственность за то, к чему это может привести. Сейчас резко сократили необходимое количество разрешений на строительство. А ведь может возникнуть опасность, что начнут строить кое-как, и потом эти здания будут валиться, как карточные домики.

Я уверен, что необходимо изменить систему формирования бюджета страны. Сегодня все регионы являются дотационными: в них деньги зарабатываются, а затем поднимаются наверх. Кабмин управляет бюджетными средствами в ручном режиме, распределяя их в виде субвенций, в ходе чего немалые суммы прилипают к рукам чиновников всех уровней. Для прекращения подобной практики необходимо четко зафиксировать, что необходимо для решения общегосударственных задач, и аккумулировать эту сумму на центральном уровне, а что должно оставаться на местах. Пускай соотношение будет 40 на 60, 60 на 40, но на местах появится заинтересованность в том, чтобы работать и зарабатывать. Кроме того, люди станут осознавать свою ответственность за формирование власти. Потому как сегодня, избирая местную власть, люди понимают, что у нее очень мало рычагов и возможностей. Зная же, что в районе остается, к примеру, 500 млн грн из того, что им зарабатывается, люди будут предметно контролировать, как эти деньги используются.

– Расскажите, как реализуется ваше предложение не платить зарплату депутатам-прогульщикам и прекратить, как вы заявляли, "благотворительность за бюджетный счет"?

– Если говорить о пленарном режиме работы парламента, то депутат должен дважды в день письменно зафиксировать свое присутствие. Если этого нет – за день не начисляется заработная плата. По этому поводу у нас возникают определенные недоразумения, поскольку депутат получает полностью зарплату, когда он является членом комитета. А комитеты очень часто ставят "восьмерки" (отработанные 8 часов.–Ъ), не разбираясь, работал депутат или нет. Сейчас я начал анализировать, как заседают наши комитеты. И публично сказал, что, например, на прошлой неделе (29 июня–1 июля.–Ъ), когда Верховная рада должна была работать в комитетах, заседания провели всего два из них. Правда, некоторые утверждают, что мы, мол, в комитетах работали, готовились к заседаниям. Мне очень трудно в этом отношении: войну объявить проще, но нужно знать, как потом выйти из боевых действий. Поэтому я предложил аппарату тщательно анализировать работу каждого депутата в комитете.

– Уже известно, кто из парламентариев не получил зарплату за май?

– За май получили все, но вычли из зарплаты у тех, кто не появлялся на пленарных заседаниях.

– У кого больше всего вычли?

– Не могу сейчас сказать – я не подписываю табель на депутата. После завершения сессии проанализирую обобщенную информацию.

– Почему "умерла" инициатива о введении персонального голосования депутата?

– Она не умерла – просто нет голосов для ее принятия. Она живет, и я считаю, что мы таки придем к введению этой системы. Но, будучи предельно откровенным, скажу, что если раньше люди вообще не ходили на работу, то теперь начали активнее посещать заседания, и это уже плюс. Вы обратите внимание, сколько в сессионном зале присутствует представителей наибольшей фракции? Несмотря на то что сегодня "день оппозиции" (интервью состоялось 7 июля.–Ъ), оппозиционеров практически нет, а представители фракции Партии регионов работают в зале. Но давайте скажем откровенно: есть люди, которые не ходили и ходить не будут. Я убежден, что корень проблемы – в избирательном законодательстве.

– Когда эта идея обсуждалась, вы сделали достаточно громкое заявление о том, что подпишете распоряжение о введении системы, и в Раде даже провели тестовые работы. На этом все закончилось.

– А я объясню. В Конституции, которая недавно вступила в действие по решению Конституционного суда, говорится: "Председатель Верховной рады ведет заседание". И точка. А в отмененной Конституции было записано, что председатель Рады организовывает работу парламента. Поэтому иногда надо заглядывать в святцы, прежде чем делать соответствующие выводы! Кроме всего прочего, напомню, что в парламенте есть комитет по вопросам регламента, депутатской этики и организации работы Верховной рады. И складывается парадоксальная ситуация – есть председатель Верховной рады, у него два заместителя, а организовывает работу парламента комитет. В нем есть депутаты всех фракций, в том числе и тех, представители которых кричали о введении системы персонального голосования. Мое постановление они дружно "забаллотировали", как и проект моего распоряжения по этому вопросу. Поэтому еще раз говорю: я подписать могу, но если подписываешь, то должен понимать, какие будут последствия твоего решения. В данном случае исполнять его не будут.

– Вы предложили отменить проходной барьер в Верховную раду. Зачем? Ваши недоброжелатели говорят, что это продиктовано снизившимся рейтингом вашей партии и в случае введения 5-процентного барьера, как это предусматривает обсуждаемый сейчас закон о выборах, Народная партия не пройдет в парламент.

– Я нахожусь на таком жизненном этапе, когда меня волнуют проблемы страны, а не мои личные. Поверьте, я в этой жизни не пропаду. У меня есть профессия, есть чем заниматься. Хочу отметить, что Народная партия заняла третье место по итогам местных выборов. И это притом что у нас нет денег, отсутствует реклама и не имеются олигархи. Но у нас есть принцип – работать на конечный результат. Там, где протаскивается неприемлемое решение, я об этом скажу – без истерик и экивоков. Сколько бы мы здесь ни били себя в грудь перед выборами, что депутат должен голосовать персонально, ничего подобного не будет без мажоритарной избирательной системы. Не заставишь работать депутата, который избран по пропорциональной системе. Потому что он обезличен. Потому что людям не с кого спросить. Поэтому я предлагаю, и поверьте, не о себе пекусь: давайте введем нормальную, цивилизованную систему – депутатов избирают в округах, их выдвигают политические партии, и никакого проходного барьера не надо. Тебе доверили – вперед.

Да, это будет сложная Верховная рада, придется считаться со всеми и убеждать каждого депутата, а не только руководителей фракций, как сейчас. Не будем мы тогда гнать этот вал законов, будем принимать их 10, а не 100, но такие законы, которые нужны стране,– штамповки не будет. Я также предлагаю, чтобы раз в полгода депутат отчитывался перед избирателями и что кандидат, занявший на выборах второе место, станет дублером депутата. И тогда не надо будет проводить досрочных выборов: не подходит "первый номер" – с глаз долой, потому что и дублер будет контролировать каждое его движение. Это идеальная система, которая позволит естественным путем структурировать общество и сделать ответственной власть. Но я понимаю, что на такой шаг никто не пойдет. Потому что кричать вообще о благе народа – очень легко, а пойти в округ, где озлобленные люди... Влюбить в себя через телевизор при системе округов будет трудно и даже невозможно.

– Однако шансов на то, что в стране появится такая система, немного...

– Я понимаю, что в итоге будет реализована смешанная система. Знаю, что мне скажут: "если ты ратуешь за мажоритарку, то давай пошагово, как компромисс, соглашайся на смешанную". При таком подходе следует считать риски. Во-первых, мы получим депутатов двух сортов. Знаковых людей, которые могут говорить, которые не вызывают аллергии, раздражения и ненависти людей,– их будут направлять в округа. А тех, которых людям даже нельзя показывать, заведут в списки. За них будет агитировать, выкрикивать лозунги первая "пятерка", а сами они в это время будут работать в "зарубежном округе", как правило, внеся за это в партийную кассу соответствующие деньги. Большие деньги! В парламенте эти депутаты встретятся: и по пятницам одни будут думать о том, что им нужно ехать в округ и держать ответ перед людьми, а другие – переживать, на то ли время они заказали чартер, чтобы снова улететь в "заграничный округ". Между ними будут периодически возникать конфликты.

Вторая проблема. Если мы говорим, что система смешанная, и если в среднем округ состоит из 180-200 тыс. избирателей, то в зависимости от количества кандидатов, чтобы попасть в Раду, нужно 45-50 тыс. голосов. Партия, которая при 3-процентном барьере набирает 600 тыс. голосов, "пролетает мимо". Это неправильно. Если взять, к примеру, Черновицкую область, то в ней избирателей, думаю, меньше, чем 600 тыс. А когда страна находится в транзитном состоянии, нужно учитывать настроения всех категорий избирателей и всех территорий, чтобы все они были представлены в парламенте. И еще один момент: если партия на выборах при 3-процентном барьере получает 2,99%, она не проходит, но все время живет иллюзией, что народ ее любит, и все время будет заниматься избирательной кампанией.

– Вы допускаете, что Партия регионов в конце концов откажется от идеи смешанной системы, поскольку при ней в парламент могут попасть нежелательные и непредсказуемые для власти люди?

– У меня хватает проблем и без того. Я не очень озабочен тем, чтобы изучать, какие сценарии разрабатывают в Партии регионов. Я исхожу из того, что при смешанной системе кандидатов в округах должны выдвигать политические партии. Если человек прошел от политической силы, публично говорил, что поддерживает ту или иную партию, он должен потом, в Раде, входить в соответствующую фракцию. Иначе возникнет броуновское движение, и парламент будет непрогнозируемым. Возникнет столько "хотелок", что государственного бюджета для их обслуживания будет мало.

– Как вы будете баллотироваться, по списку или по округу?

– Когда будет принят закон, тогда посмотрим. Проблемы необходимо разрешать по мере их поступления.

– Но вам предпочтительнее быть в первой пятерке? Или лицом к избирателям?

– Если говорить о людях, то, конечно, предпочтительнее быть с ними: они тебя или поддержат, или приговор тебе объявят. Но если исходить из того, что ты являешься лидером партии, то просто всех бросить и сказать: "вы как хотите, а я попробую поискать счастья в округе" – это вопрос политической этики и товарищеских уз. Так что есть дилемма.

– В Европе много говорят об избирательном правосудии в Украине. Насколько справедливы такие обвинения? Вам не кажется, что, скажем, с Тимошенко и Луценко банально сводят счеты?

– В стране, где коррупция и злоупотребления являются национальным злом, как только начинается активное противодействие им, всегда будут говорить, что в этом замешана политика. Потому что бизнес, коррупция и политика – сиамские близнецы. Вы же прекрасно понимаете, что, когда человек при власти, он считает, что руководствуется государственными интересами, и полагает, что из-за этого может переступить через закон. А когда он уходит из власти, то ему начинают напоминать, что нормы закона были не соблюдены. Поэтому я думаю, что рано или поздно в стране надо наводить порядок, вопрос только как? Возможно, должен быть какой-то санитарный период, когда нужно объявить, что с такого-то числа тот, кто переступал черту, будет отвечать по закону. Но это в целом, а что касается конкретного случая, вы прекрасно понимаете, если речь идет о политиках такого калибра, то независимо от сути дела судебный процесс будет приобретать политическое обрамление. Возьмите скандал с бывшим директором МВФ – разве в отношении него не говорили о политической подоплеке? К большому сожалению, украинские политики руководствуются принципом: все должны жить по закону, за исключением нас. И неслучайно бытует выражение: "Законы пишутся для дураков, для умных – примечания". Я думаю, что при соблюдении Юлией Тимошенко процессуальных правил этот суд, по идее, должен продемонстрировать, какой должна быть судебная система. Должна быть состязательность. И тот, кто будет более убедительным, выиграет не только в суде, но и в общественном мнении. Мне кажется, сейчас борьба идет не за то, каким будет решение, а за общественное мнение. И не столько в Украине, сколько за ее пределами.

– Вы следите за процессом?

– Нет. У меня физически нет времени. Да и телевизор я практически не смотрю. Но я читаю информационные сообщения, а вечером, когда уезжаю домой, беру с собой все газеты. Поэтому об основных моментах мне известно.

– И все-таки, считаете ли вы эти дела политической расправой власти, которая победила на выборах 2010 года?

– Если б я был ознакомлен со всеми обстоятельствами и знал, как шли переговоры с Россией, что на них говорилось, какие документы подписывались и какие были устные договоренности, у меня были бы какие-то основания на эту тему рассуждать. Сегодня создан такой фон, будто идет расправа, и он активно развивается. Власть проигрывает в информационном поле, потому что она не может "разогнать" ни один информационный сигнал – он сразу, как в вату, уходит. Да и возможностей у нее нет. А оппозиции терять нечего, они мобильны, в том числе и в вопросах формирования международного общественного мнения.

Власть, сегодняшняя и завтрашняя, должна понять: победил – занимайся обустройством страны и живи по правилам. Нынешняя власть пишет сегодня сценарий для себя и поэтому должна изучать каждую буковку, каждую запятую и под каждое решение подкладывать документик. Чтобы потом не было мучительно больно. Уже в этом вижу позитив. С другой стороны, те, кто предстал перед обвинением, настолько искушенные политики, что при их уважительном отношении к суду к ним могли бы относиться более почтительно.

– Недавно партия "Наша Украина" предложила встретиться политическим партнерам для подготовки к парламентским выборам 2012 года. По-вашему, есть шанс на появление в стране сильного оппозиционного движения?

– Эта инициатива – одна из многих, но думаю, что из нее ничего не получится. Потому что существует очевидная закономерность: к большему присоединяются меньшие, а не наоборот. Понятно, что оппозицию будут стимулировать к объединению. В том числе и из-за пределов Украины, наверное, вследствие понимания того, что наличие оппозиции – залог развития страны в демократическом направлении. Я считаю: во времена, когда страна ищет себя, оппозицию нужно лелеять. И смотреть на нее, и соизмерять свои действия с критикой. И еще: будет стремление создать оппозицию под нового лидера, но это будет вызывать сопротивление у нынешних ведущих оппозиционных политиков, что наблюдается уже сейчас.

– Скажите, что должно произойти, чтобы ваша политическая сила стала оппозиционной к президенту и правительству?

– Смотря что называть оппозицией. Если исключительно отстаивание своей точки зрения, то – пожалуйста. А находить возможность для того, чтобы провести необходимое решение путем длительных переговоров,– это "сотрудничество" или "компромисс"? Называйте как угодно. Мы так будем действовать и дальше. Понятно, что, если вдруг кто-то объявит, что Украину сдают в концессию, это не лезет ни в какие ворота, и, конечно, тогда разговор будет другой. Впрочем, верю, что подобная идея не возникнет даже гипотетически.

Скажу честно: я не знаю, что такое оппозиция. В 2007 году мы не входили в коалицию, не имели никаких преференций, но благодаря нашим голосам в парламенте принималось 80% решений. Мы просто исходили из того, что эти решения нужны стране. Я понимаю, что если б их не приняли, то предыдущей власти было бы хуже, но хуже было бы и людям. Так и в данном случае: если видим, что решения необходимы, мы их принимаем, хотя понимаем, что это больно бьет по партии. Когда я не был спикером, говорил точно так же. И если приходил на ток-шоу и мне удавалось добиться слова, то поддержка аудитории зашкаливала. Сейчас говорю то же самое, но более аргументированно – поддержка уже не та. У нас люди никогда не любили власть. Но раньше ее не любили, однако громко об этом сказать не могли, обсуждая вполголоса на кухнях. Сегодня же есть возможность говорить то, что ты думаешь. Люди видят во власти врага, и это трагедия для Украины. Но по большому счету претензии, например к Верховной раде, нужно адресовать людям. Не мне, а людям. А они все говорят, что ты виноват, что ты тут главный пастух.

– Вы решили привлечь Николая Мельниченко к суду за распространение недостоверной информации. По вашему мнению, имеет ли перспективу возбуждение в отношении него уголовного дела?

– Меня абсолютно не интересует Мельниченко. Но в свое время судом было принято решение, обязывающее его публично признать все, что он наговорил обо мне, неправдой. Он решение суда не выполнил. Более того, пошел на новый круг. Я его высказываний не читаю, они мне неинтересны, но у меня есть адвокаты, которые систематизируют всю грязь, и они сочли необходимым подать иск в суд за клевету. А что касается дальнейшего развития событий, то для меня важно, чтобы была установлена истина: кто организовал прослушивание первого кабинета страны, кто анализировал результаты происходящего в кабинете, кто компоновал, кто тиражировал, кто распространял, кто вывозил пленки за границу, кто за этим всем стоял. Я думаю, таким образом можно и нужно в этом деле установить истину.

– А в действиях Леонида Кучмы, по вашему мнению, было злоупотребление властью и служебным положением?

– Я лично, бывая в кабинете Кучмы, никогда не слышал, не видел, не чувствовал, что творится что-то несусветное и противозаконное. Во время разговоров употреблялись энергичные слова – я думаю, с одной стороны, это не совсем хорошо, а с другой – такие мы есть. Нужно посмотреть на каждого в быту, особенно на морализаторов, которые думают, будто их никто не видит и не слышит... Если они сами себя послушают, то ужаснутся – как они говорят и о чем.

– А вы давали свидетельские показания по делу Кучмы?

– Я давал свидетельские показания по делу журналиста Гонгадзе.

– Как вы думаете, почему к смерти Гонгадзе хотят привязать вас?

– Давайте начнем с того, что в последнее время меня никто к этому делу не привязывал. Неистребимое желание связать меня с убийством продолжает жить потому, что, как мне представляется, сценарий, разработанный в связи с организацией этого дела, предполагает развитие такого направления. Делается это для того, чтобы отвлечь внимание от главных зачинщиков этой крупной провокации с тяжелейшими последствиями.

– То есть вы не знаете, кто это?

– Если бы я знал, то, понятно, был бы заинтересован дать показания, в том числе – публичные.

– По вашему мнению, зачинщики здесь или за рубежом?

– Интуитивно чувствую, что начиналось все в Украине, а потом пошло гулять по весям и странам. Во всяком случае мне так представляется.