Ольга Яковлева: "Что делать тем, кто помнит?" [ Редагувати ]

Ольга Яковлева, исполнившая в легендарных спектаклях Анатолия Эфроса главные роли, выпустила книгу воспоминаний "Если бы знать..."

Когда актеры, которых принято называть "театральная легенда", выпускают мемуары, ясно как день, что главным героем книги будет сама легенда. Мемуары нужны автору, чтобы вспомнить о себе. Или напомнить. В случае с книгой Ольги Яковлевой эта аксиома не работает: главный герой - Анатолий Эфрос. Конечно, здесь фигурируют почти все основные действующие лица того (а некоторые - и нынешнего) театрального времени: Юрий Любимов, Михаил Козаков, Андрей Миронов, Николай Волков, Леонид Филатов и другие. Места в книге им выделено ровно столько, сколько им довелось занять в жизни Эфроса и в ее, Ольги Яковлевой, жизни. Закон мемуарного жанра, тут уж ничего не поделать.

Эмоциональность описания зашкаливает. Яковлева продолжает прерванные десять или двадцать лет назад разговоры, желая сказать в них последнее слово. Публикует неотправленные письма недругам разного калибра - партработникам, театральным деятелям, чиновникам от культуры. Восстанавливает историческую справедливость - какой ее видит. И еще раз напоминает тем, кто принял участие в травле Анатолия Эфроса, тем, из-за чьих писем в вышестоящие инстанции и интриг он покидал театры, попадал с инфарктом в больницу, не смог выполнить всего, что задумал, - напоминает, что прошлое гораздо ближе, чем порой кажется. ("Что делать тем, у кого память не засыпала и кто помнит многое из того, что многим помнить не хотелось бы?").

Ольга Яковлева не забывает о своей сверхзадаче: театральные склоки описаны без смакования, поэтому любителям "чтива" удовольствия книга не доставит. Очень осторожно написано и об отношениях с Анатолием Эфросом, хотя воспоминания прерываются письмами, которые он писал ей - из больницы, с берега моря, из-за границы. Его письма, лиричные и сдержанные, в которых он обращается к Яковлевой на "вы", лишь пару раз переходя на "ты", поддерживают атмосферу недосказанности, выполняя желание автора пробалансировать между умолчанием и откровенностью. В этом противоречии и недостаток, и обаяние книги и, кажется, личности автора.

Когда Яковлева описывает сюжеты своей жизни, кажется, что бес, который заставлял ее лазить в окно больницы к Эфросу, швырять в ресторане ВТО горячим вторым в Михаила Козакова, а вслед еще и бутылкой шампанского, - этот бес постоянно усмиряем голосом целомудренной учительницы. Чередование этих голосов ощутимо и в структуре книги. Кстати, о композиции. Никакой последовательности: сюжет из детства, неотправленное письмо к какому-нибудь врагу, репетиции Эфроса, вновь детство, и вот некий Эдик провожает домой школьницу Яковлеву. Через десяток страниц - описание жизни с мужем, его забота: фрукты, что он присылал ей в номер гостиницы, когда она уезжала на гастроли. Возможно, благодаря тому что персонажи книги то умирают, то воскресают, благодаря путешествиям из недавнего прошлого в прошлое отдаленное и обратно возникает настроение легкости и обреченности мира (или мирка), о котором пишет Яковлева.

Ольга Яковлева полностью осталась предана тому времени, тому режиссеру, его театральным открытиям. По ее восклицаниям, непроходящему восторгу может показаться, что только вчера Эфрос помогал ей справиться с актерскими страхами, набрасывал гениальные мизансцены, репетировал с ней Джульетту, Наталью Петровну, Лизу Хохлакову... Яковлева вольно или невольно хочет подчеркнуть: она - не наш современник.

Как памятник социалистического зазеркалья многие страницы превосходны: вот один за другим закрывают спектакли Эфроса по причинам, которые сейчас кажутся фантастическими; вот режиссера прорабатывают на собрании, а не занятые в его спектаклях актеры говорят о "неблагонадежности" и "неверной линии"; вот слышен выкрик "жидовская морда" - так называют Эфроса при поощрительном молчании его ученика; вот этот самый ученик, партийно-театральный работник, запрещает учителю ехать в Швецию на симпозиум по Станиславскому с формулировочкой: "Не принимает участия в общественной жизни театра". Или совсем кафкианская история: группа театральных чиновников пришла в "Ленком", когда Эфрос был уже уволен из этого театра, спектакли его сняты. В зале - только родные и близкие актеров. И один из чиновников, потирая руки, говорит: "Как бы нам и с "Современником", и с "Таганкой" так поступить - вот жизнь бы была!".

Другая зона абсурда - театр с его склоками, враждующими друзьями, ненавистью-любовью. Театральный бред усиливается, когда Анатолий Эфрос приходит на "Таганку". Одни и те же актеры, участвуя в спектаклях Эфроса, умоляли Любимова вернуться, требовали у Анатолия Васильевича ролей, дырявили шины его машины, обкалывали двери его квартиры каким-то магическим узором - чтобы человек, который за этой дверью живет, умер.

Тема смерти возникает в начале книги и не оставляет ее до конца. В эссе Марины Цветаевой "Твоя смерть" есть такие слова: "Вспоминаю - восстанавливаю обратно в жизнь". Своим воспоминаниям Ольга Яковлева придает тот же оттенок, тот же статус. В начале книги, задаваясь вопросом о том, зачем, собственно, она взялась писать, Яковлева сразу отвергает несколько вариантов - не исповедь, не воспоминания, не исследования. Возможной причиной она называет чувство вины. По отношению к тем, кто ушел. Не за какие-то "провинности" перед ними, а потому, что этих людей уже нет, а ты есть. Одни из самых сильных страниц ее книги - смерть мамы, мужа, смерть Эфроса. На описание театральной суеты, борьбы актерских самолюбий, на желание сказать последнее слово в ссорах многолетней давности постоянно ложится тень мысли о смерти.

Пользуясь правом мемуариста, Яковлева "восстанавливает обратно в жизнь" все, что кажется ей достойным реконструкции. Ее Анатолий Эфрос - всегда жертва, всегда безошибочен, и абсолютно не правы те, кто был по другую сторону театральных баррикад, и те, кто, быть может, считал свои действия лишь ответом на поступки Эфроса.

Ольгу Яковлеву, похоже, загипнотизировал груз исторической задачи и желание раздать запоздалые пощечины и награды. А ведь она теперь, возможно, единственная, кто мог бы рассказать о противоречиях и страстях, о подполье и страхах режиссера, которого все чаще называют великим.