Неделинская катастрофа [ Редагувати ]

На кассете, которую я держу в руках, четырнадцать минут черно-белой хроники, отснятой оператором "Байконура" Валентином Анохиным ровно сорок пять лет тому назад, 24 октября 1960 года. Пленка эта хранилась в Днепропетровске, в конструкторском бюро "Южное", но посмотреть, что на ней, доводилось не каждому. А, точнее, единицам. В течение десятков лет эти четырнадцать минут находились под грифом "совершенно секретно". Теперь, когда гриф секретности снят, мы знаем - на ней самая большая в истории катастрофа на ракетной технике. Самая большая - не только в истории днепропетровского ракетного КБ или "Байконура". В мире.

В эти осенние дни 1960 года в Москве хоронили главного маршала артиллерии Митрофана Неделина. Официальная версия гибели - авиакатастрофа. Его хоронили у Кремлевской стены с соблюдением всех канонов: сообщения в газетах, киносъемки, выступления членов полит бюро. В КГБ материалы, касающиеся гибели маршала, озаглавлены так - "Неделинская катастрофа".

Но в одно и то же время с похоронами маршала печальные церемонии состоялись в Днепропетровске. Здесь хоронили шестерых - Аля-Брудзинского, Орлинского, Ерченко, Карайченцева, Берлина и Концевого. Все они похоронены на одном кладбище, но в разных местах. Их словно прятали, чтобы у людей не возникло вопросов о массовом захоронении. И еще одна интересная деталь, на надгробных плитах  не указан день смерти этих, в сущности, молодых людей. Но если бы миру стало известно, что на Байконуре, прямо на космодроме, появилась братская могила для пятидесяти четырех военных, то скрыть то, что находится под названием "Неделинская катастрофа", было бы невозможно.

Все эти люди сгорели заживо, когда 24 октября, прямо на стартовом столе, взорвалась ракета Р-16, первая советская ракета дальнего радиуса действия. Испытательный пуск должен был состояться в 19:00, но за двадцать минут до старта двигатель Р-16 запустился самопроизвольно. Через четыре минуты после этого, ракета взорвалась. На стартовой площадке в радиусе десятков метров находилось по меньшей мере сто человек.

Борис Лавриненко, в 1960 году начальник группы КБ "Южное": "Когда началась авария, я только слез со второй ступени и отошел от ракеты где-то на сто метров. Я отошел с разрешения погибшего там заместителя главного конструктора Льва Берлина, который сказал: "Уходи, но будь недалеко, потому что будешь нужен". Поэтому, когда внизу зашумело, а началось с того, что шум начался - запустились двигатели второй ступени, я обернулся посмотреть, что там произошло.

Увидел пламя между первой и второй ступенью. я увидел, как с ракеты посыпались горящие факелы, люди падали, как я видел, падают с вышки - прыжки в воду. Вот так летели люди и горели в полете, прямо факелы живые падали. И те, кто был внизу - я увидел, как факелы, такие же побежали от ракеты, чтоб скорее уйти. Побежал и я."

Противопожарная установка находилась в пятидесяти метрах от стартового стола и сама сгорела одной из первых. Тяжелораненым потребовалась срочная помощь, но врачи на испытаниях не положены. Эвакуировать погибших и раненых, начали только через три часа после аварии, когда огонь начал затухать сам собой.

Константин Луарсабов, в 1960 году начальник группы внешних испытаний двигателей КБ "Южное": "Тот факт, что было много народа на старте... Да, было много народа, но все мы болели друг за друга и все мы хотели, каждый свою систему, прежде, чем нажать кнопку пуск, удостовериться, что она не подведет. Вот с этим, как говориться было связано большое количество людей. Это был беспрецедентный случай, когда на этой стадии еще не отработанной, не прошедшей испытаний ракете уже здесь находился полк полковника Березина, который уже на этой стадии включился, как будущий эксплутационщик, включился в эту работу, буквально с азов постигать эту новую межконтинентальную ракету. Эта совокупность привела к тому, что много было людей на полигоне. А сам Неделин давал перед этим на старте инструктаж и призывал, как можно глубже вникать в эту работу, так как им предстоит впервые эксплуатировать межконтинентальную баллистическую ракету."

Первую советскую межконтинентальную ракету, Р-7, создал Сергей Королев в 1957 году. Именно Р-7 вывела на орбиту и первый советский спутник земли, и первого советского космонавта. Но для войны с Америкой Р-7 была бесполезной роскошью. Только для запуска ей требовались несколько часов, а заокеанские аналоги преодолевали этот самый океан за минуты. Все дело в том, что Королев принципиально делает ракеты на керосине и жидком кислороде. Охлаждение кислорода - слишком долгий процесс. Можно ускорить процесс запуска, но для этого нужно построить ракету не на керосине с кислородом, а на смертельно опасных кислотных компонентах. Такой ракете для подготовки нужно не более получаса. Сделать ракету на кислоте Хрущев предлагает Королеву, Королев отказывается, и эту работу передают его конкуренту Михаилу Янгелю.

Константин Луарсабов, в 1960 году начальник группы внешних испытаний двигателей КБ "Южное": "Бытует очень много всяких разговоров, мнений, что, как было плохо организовано, сырая ракета была, и так далее. Да, ракета была, первые шаги делала, естественно. Естественно, что времени у нас было в обрез, потому что Хрущев и Кремль непрерывно сидели, висели буквально, и Янгелю или председателю госкомиссии задавался вопрос - сжать графики, как можно быстрее провести эти испытания. Ракета, безусловно, была подготовлена, можно было с ней работать, но мы прекрасно понимали, что это испытание даст очень много полезной информации. Но, когда мы выходили на это испытание, мы давали себе отчет, и я, как двигателист, что наши системы, наши двигатели, готовы настолько, чтобы выполнить свою задачу."

Михаил Янгель - главный конструктор Днепропетровского КБ. Родился 25 октября 1911 года в деревне Зырянова Иркутской области. В 1937 году закончил МАИ. В 1950 году Михаила Янгеля переводят из авиации в ракетостроение. Сначала Янгель был заместителем Сергея Королева, потом его начальником - директором НИИ Ракетостроения. В 1954 году их сделали конкурентами - Королева оставили в Москве, а Янгеля назначили главным конструктором КБ "Южное" в Днепропетровске.

Сейчас это конструкторское бюро переживает, возможно, не самые лучшие свои времена. Великая ракетная эпоха в прошлом, и ее слава ковалась в до невозможности засекреченных стенах завода и КБ с весьма расплывчатыми географическими названиями "Южное", "Южмаш". Почему цеха, где стальные цилиндры ракет лежали, словно докторская колбаса на тесном прилавке, были созданы именно в Днепропетровске, никто, пожалуй, не знает. Единственный убедительный ответ один - секретность. Именно она делала целесообразной ракетостроительный комплекс, на тысячи километров удаленный от пусковых столов на Байконуре и Капустином Яру.

Провести испытание Янгелевской Р-16 решили в октябре 1960 года, в честь праздника Октябрьской Революции. На Байконуре все работали круглосуточно - с Дальнего Востока сюда перебросили артиллерийский полк. Полк в подчинении лично Митрофана Неделина, который с декабря 1959 года возглавлял новые Ракетные Войска Стратегического Назначения. Р-16 должна стать основой этих войск. Неделин - командующий, что называется, "от Бога". Он прибыл за три дня до времени нажатия кнопки "пуск". О результатах подготовки маршал докладывал Хрущеву и Брежневу лично. Последний - главный "смотрящий" от партии в ракетной отрасли.

21 октября Р-16 - высотой с двенадцатиэтажный дом - вывозят на стартовую площадку. Вес ракеты по 140 тонн, из них 130 - это смертельно опасное топливо. Кислота. 23 октября, за семь часов до старта, это топливо уже в ракете. И тут старший лейтенант Корнеев докладывает маршалу Неделину - "течет топливо из баков, скорость подачи сто сорок капель в минуту".

Марк Волошин, в 1960 году инженер КБ "Южное": "В чем причина? Наверное, во многом виновато это стремление быстрее все сделать, эта атмосфера срочности. Если бы это делалось более в свободном режиме, можно было бы подумать, проанализировать, осмыслить и, наверное, это можно было предусмотреть. Это не такая сверхсложная система - ПТР запустили и он дал контакты при поданном напряжении. Это грубейшая ошибка, или как ее назвать. Сейчас это категорически исключается, то есть все проверки делаются на малых токах, которые не приводят к срабатыванию исполнительных элементов. Милиамперы дают, а здесь рабочий ток дали и, конечно, ИПК сработал, включил и подал газ и двигатель запустился."

Но до этого еще оставалось время. 18:30 - до пуска тридцать минут. В цепи управления ракетой происходит короткое замыкание. Через десять минут, в 18:40, выходит из строя главный прибор электрической цепи управления - програмный токораспределитель. Самое страшное - эти сто сорок капель в минуту. Топливо, которое уже начало поступать в двигатели. Дальше может быть только запуск.

Янгель понимает - нужно или запускать ракету, или тормозить испытания. Но время идет. Старт откладывают - на час. Возможно, пытаются найти компромиссное решение, но его нет и не может быть. Запуск нужно останавливать. Топливо - сливать. Но вот этого как раз делать не хочется. Сольешь топливо - придется отложить испытания на месяц. Комиссия принимает решение устранить неполадки прямо на заправленной ракете, без слива топлива, и перенести пуск на одни сутки. Решение комиссии нарушало все существующие инструкции для ракетчиков. Но партия требовала.

И снова обратный отсчет. 18:00 - до старта один час. Маршал Неделин площадку не покидает, хотя по инструкциям должен находиться в бункере. Все работы на ракете должны проводиться последовательно - пока не закончил одно действие, не приступаешь к другому. Но суета и спешка привели к тому, что около сотни специалистов на Р-16 одновременно делали свое дело.За работами непосредственно на ракете наблюдал помощник Янгеля Лев Берлин. Ему на помощь из района полигона Капустин Яр, где в тот момент проходили испытания ракеты среднего радиуса действия Р-14, по вызову Янгеля, срочно прибыл еще один ближайший сподвижник генерального, Василий Будник.

Тридцатиминутная готовность. Все системы ракеты - в боевом положении. За полчаса  до пуска здесь должен был находиться только боевой расчёт но пна ракете продолжаются работы. На площадке - 200 человек. Время поджимает. Янгель достает сигарету и хочет закурить. Надо идти в бункер - на площадке нельзя курить. Михаил Кузьмич идет в сторону укрытия. Зажженная сигарета спасла ему жизнь. До старта остается 15 минут и 7 секунд. И в этот момент компоненты топлива соединились. Запускается маршевый двигатель, который включается в полете. Но Р-16 - на земле. Остановить машину невозможно. Ракета раскололась пополам, и сто тридцать тонн токсичного топлива превратили стартовую площадку в кромешный ад. Выжить, находясь в стометровой зоне, было невозможно.

Борис Лавриненко, в 1960 году начальник группы КБ "Южное": "Когда раздался взрыв, меня взрывной волной бросило вперед. А накануне солдаты там рыли траншею для чего-то, какой-то кабель хотели положить, меня через брусья взрывной волной забросило в эту траншею. И вот, попав в тень, на меня уже не действовала тепловая энергия горящей ракеты, и я, согнувшись, по этой траншее побежал в сторону въездных ворот. Там уже собралась толпа, с некоторых сбивали пламя и потом мы пошли к этой горящей ракете, откуда-то подвезли лопаты совковые, в кучу свалили. И нас попросили, скомандовали, бросать песок в это пламя, где лежали обуглившиеся трупы, мы видели это. Бросать было бессмысленно, потому что они уже обгорели, они уже неживые были, но вместе с тем, мы бросали песок. В этот момент, когда я работал, подошел Янгель. И говорит, вот такая фраза, он все время повторял - "ищите Берлина, ищите Неделина, ищите Берлина, ищите Неделина". Это он подходил несколько раз и говорил. Они все были там, в огне и все одинаковые - обгоревшие трупы".

Митрофан Неделин и Лев Берлин находились в пятнадцати метрах от ракеты. Золотая звезда, погон, и наручные часы. Все, что осталось от маршала. Тело Льва Берлина опознали на следующий день. 20 октября, за четыре дня до катастрофы, ему исполнилось сорок. Стол он так и не накрыл. Сказал коллегам, мол, запустим, тогда и погуляем. 25 октября на Байконуре уже работала правительственная комиссия. В нее вошли: Гречко, Устинов и Брежнев, курировавший в ЦК космос.

Ракета Р-16 это был ответ на тысячи американских бомбардировщиков вдоль советской границы. Но ответить было нечем. Главной задачей комиссии, похоже, было не разобраться в происшедшем, а засекретить все материалы катастрофы. Сохранить лицо. Вплоть до того, что из пленки кинооператора Валентина Анохина вырезались и уничтожались все крупные планы обгоревших тел. И трагедии не стало. Ее тоже вырезали из истории. На десятки лет.

Официальное решение, зачитанное Брежневым 26 октября, звучало так: "Специального расследования не проводить. Наказывать некого, они уже и так наказаны."

Борис Лавриненко при взрыве не обгорел, но получил серьезную травму нервной системы и лечился больше четырех лет. Сразу же после взрыва он скрыл симптом страшнейшего нервного расстройства, чтобы поскорее вернуться домой. Дома его ждала жена и семимесячный ребенок.

Борис Лавриненко: "Я был забинтован там, отлежался какое-то время. Не пил, не ел, не вставал, потому что кружилось все и переворачивалось, а у меня дома осталась жена с семимесячным ребенком. Когда я услышал, что готовится самолет на Днепр, я сорвал с головы эти повязки, чтобы казаться здоровым и выдавая себя за полностью здорового, потому что всех больных в лазарет местный отправили. Я устроился на этот самолет. После этого, когда прилетели, мы все прошли комиссию в СМЧ 56. У меня ничего не находили, но я болел года четыре и лечился. Вот мне плохо было, у меня во время передвижения, вот я шел на работу, у меня земля перекашивалась, как  при заходе самолета на посадку."

Константин Луарсабов сильно обгорел и почти месяц лежал в госпитале, который находится на Байконуре. Об этой катастрофе ему, как и его товарищам, запретили что-либо кому-либо рассказывать, как, впрочем, и о своей работе у Янгеля. А события 24 октября настойчиво попросили забыть вообще. Но разве можно это забыть?

Константин Луарсабов: "Когда произошел взрыв, я стоял у ракеты у стола, в районе третьей плоскости. Смотрел, как капитан Иньков спускается, отматывая кабель, вниз после проведенной операции. В этот момент увидел зарево из карманов, так мы называли, где размещались рулевые двигатели. На второй ступени вышло пламя. Я понял, как испытатель, что запустился рулевой двигатель, и что тут находится невозможно, помочь кому-либо невозможно, значит надо уходить с этого места. И я убежал, пробежав метров десять, я упал, был сбит волной и пролежал, как я потом это понял, очень длительное время, потеряв сознание. Когда пришел в себя, ракета горела, работали непосредственно те, кто тушил пожар"

Для помощи раненым на космодроме просто не хватало ни бинтов, ни коек, ни медикаментов. Потерпите, родные, умолял медперсонал, помощь уже идет. Как на войне. Да это и была война. Холодная война, одна ошибка которой превратила в пепел десятки людей. Янгель отправляет шифровку в Москву. Она тридцать лет хранилась в архиве Политбюро ЦК КПСС. Затем попала в архив Президента России. Теперь известен ее подлинный текст:

"В 18:45 по местному времени, за тридцать минут до пуска изделия "8 К 64", на заключительной операции при подготовке к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива. В результате случившегося имеются жертвы в количестве до ста или более человек. В том числе со смертельным исходом несколько десятков человек. Главный маршал артиллерии М. И. Неделин, находился на площадке для испытаний. Сейчас его разыскивают. Прошу срочной медицинской помощи, пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислотой."

Получив шифрограмму, Хрущев перезвонил конструктору, выслушал его и задал один-единственный вопрос: "А ты почему жив?"

Родным и близким погибших правительство и ЦК сообщило, что произошла авиакатастрофа. Но число погибших в ней было неизвестно. В середине девяностых утверждали, что погибших девяносто. Энциклопедия космонавтики насчитала 126 человек. Вот официально подтвержденный список жертв. Погибших во время взрыва - 74, раненых - 49, еще четверо умерли в госпитале.

Через два дня после взрыва ракеты Никита Хрущев позвонил Сергею Королеву: " Что делать с Янгелем?"
Для Королева ответ был проверкой на собственную честность. И он ее прошел: "Это могло произойти и со мной, и с любым главным конструктором", - вот что услышал Хрущев. Но, кажется, слова имеют свойство материализоваться.

Ровно через три года, 24 октября 1964 года, в день памяти, на Баконуре снова катастрофа. Теперь с королевским детищем - баллистической ракетой Р-9А. Погибло 8 человек. Это случилось день в день с Неделенской катастрофой- 24 октября. Роковое совпадение. Но на Байконуре в них не верят. 24 октября здесь не проводят пуски. Ни разу за последние четыре десятка лет.

В 1999 году Президент России наградил участников испытаний. Тех, кто нынче живет в России. И тех, кто похоронен на ее территории. Те же, у кого украинские паспорта, и те, кто лежит в украинской земле, остались без наград. О них забыли.

Борис Лавриненко, в 1960 году начальник группы КБ "Южное": "Ну, я это для себя объяснял как? Произвести награждение - это значит сделать официальное заявление, за что. Это я себе так объяснял, а о том, что в России наградили, я узнал только недавно. А вообще-то, конечно, чувствовалось все-таки, что люди же погибли и как-то надо отметить. Ну, ладно, мы там выжили, вот я и Луарсабов выжили, но шестеро человек наших погибло, а других очень много погибло. Было какое-то чувство, не обиды, нет. Нет, не обиды, я за себя говорю. Просто какое-то чувство, что ты забытый"

Каждый год 24 октября на Байконуре отдают честь памяти погибших. В Днепропетровске выжившие ракетчики приходят на Запорожское кладбище, вспомнить своих товарищей, навсегда оставшихся в шестидесятом году. Неизвестных, молодых, талантливых и наивных героев ядерной холодной войны.

А пуск Р-16 все таки состоялся - через сто дней после Неделинской катастрофы, 2 февраля 1961 года. Ракета успешно поднялась в воздух, успешно преодолела тысячи километров и успешно нанесла удар в заданном районе попадания. Об этом написано несколько строк убористым шрифтом во все той же Энциклопедии космонавтики. Вот и все, что осталось нам от прошлого.