Владимир Бондаренко: Настаиваем на спецкомиссии ВР по инциденту в колонии [ Редагувати ]

В Качановской исправительной колонии № 54, расположенной на окраине Харькова - дни открытых дверей. Не имея возможности встретиться лично с экс-премьером, ее парламентские соратники интересуются условиями содержания осужденных.
Их интерес руководство колонии удовлетворяет, проводя экскурсии по территории, а также зданиям колонии. В понедельник тут побывали нардепы Ольга Боднарь, Елена Шустик и Юрий Трегубов. Во вторник колонию посетили "бютовцы" Юрий Гарущак, Олег Тищенко и Владимир Бондаренко. Последний охотно поделился с "Обозревателем" своими впечатлениями, возникшими после посещения Качановской колонии.
- Владимир Дмитриевич, общались ли вы с руководством колонии, или вам просто провели своего рода экскурсию?
- Давайте по порядку. Да, действительно, я и мои коллеги Олег Тищенко и Юрий Ганущак посетили данное пенитенциарное заведение во вторник. На территорию мы, как народные депутаты, прошли без проблем и сразу встретились с начальником. Начальник сразу же попросил наши документы (так у них принято), с которых были сняты копии. Затем мы провели с ним достаточно детальную беседу, касающуюся определенных обстоятельств, связанных с Юлией Тимошенко. Потом заместитель начальника Оксана Владимировна (к слову, очень симпатичная женщина) многое нам показала и рассказала.
- О чем конкретно вы беседовали с начальником колонии?
- Мы задавали, в том числе вопросы по инциденту, который, напомню, произошел в ночь с шестого на седьмое января, когда после потери сознания почти 20 минут никто не вмешивался и не помогал Юлии Тимошенко.
Знаете, что меня удивило? Все средства визуального наблюдения, которые используются в банковской системе, торговле, как минимум, регистрируют информацию на протяжении 24-х часов в своей собственной памяти. А если возникает необходимость – информация перебрасывается на специальные другие носители, которые сохраняются для дальнейшего расследования.
В нашем случае, все по-другому. Начальник колонии сообщил нам, что в статуте исполнительной службы, нет требования сохранять видеозаписи. А камеры устанавливаются только для визуального наблюдения, чтобы не было случаев, связанных с внутренними конфликтами между осужденными, или других неправомерных действий.
Я спрашиваю: "Неужели кто-то сидит и 24 часа смотрит? Почему же тогда, 20 минут к Тимошенко никто не подходил!?". Он говорит, что прошло не 20, а максимум 4 минуты. Однако, по словам Сергея Власенко, женщина, которая находится в палате вместе с Юлией Владимировной, сообщила, что именно 20 минут никто не приходил.
Вот и возникает вопрос: "А почему видеозаписи не сохраняются?". Очевидно, выгоднее иметь такой вариант видеонаблюдения, который скрывает неприятные для этого заведения моменты. По студенту Индило, как видим, записи через какое-то время нашлись. Я думаю, что когда-то (если носители, конечно же, не уничтожены) можно будет увидеть и этот инцидент, его реальное время и т.д.
Как бы там ни было, но факт остается фактом: начальник колонии говорит, что записи инцидента нет, а они через 4 минуты подошли к Юлии Владимировне. Насколько я понимаю, объективность этой информации, весьма сомнительна.
- Кстати, о видеонаблюдении. Буквально вчера прошла информация о том, что в камере, где находится Юлия Тимошенко, поменяли видеокамеру. "Была маленькая - теперь поставили большую", - рассказала журналистам дочь экс-премьера.
- Да, они (руководство колонии - ред.) сообщили, что поставили большую видеокамеру. Однако есть в ней память или нет - непонятно.
- А что вам известно об информационном детективе про массажный стол для экс-премьера?
- Знаете, когда начинаются все эти разговоры о том, что кто-то требовал специальный стол для массажа… Это – циничный метод дискредитации Юлии Владимировны, которая якобы очень привередливая, столами перебирает. Да ей обычные костыли не дают, а они рассказывают о всяких там массажных столах!
- Вернемся к вашему визиту в колонию. Какие помещения посетили, какие ощущения возникли?
- Мы посетили буквально все помещения Качановской колонии. Там есть буквально несколько разграниченных между собой зон, куда мы не попали. Есть, скажем, одна зона, куда никого не пускают. Это зона, где пребывает около 20-ти пожизненно осужденных женщин. Они не общаются с другими заключенными и не имеют выхода на территорию. Словом, там совершенно другой режим.
В самой колонии находится около тысячи женщин. И всех их мы видели одновременно, во время их подготовки к обеду. Они построились во дворе, и мне, например, удалось со всеми коротко переговорить. Я подходил к колонам, рассказывал о цели нашего визита, и чувствовалось, что эти женщины хорошо настроены по отношению к нам и к Юлии Владимировне.
- Есть и другое мнение, что персонал и осужденные нервничают, пребывают в постоянном напряжении из-за визитов депутатов и т.п.
- Это не так. Кстати, что интересно, осужденные меня узнали. Говорят: "Мы вас видели, знаем, по телевизору слышали ваши выступления". Основная масса – это люди, которые нам улыбались. Люди, которые говорили буквально следующее: "Каждая из нас знает свои грехи, однако мы не видим тех грехов, за которые Юлия Владимировна попала сюда".
Заходили мы и на пищеблок. Это – огромное помещение. Едят они, к слову, в две смены. Меня удивило то, как странно был порезан хлеб. Хлеб порезан не на краюшки, а на куски - ¼ буханки на человека. А как его дальше кушать, право, не знаю. Отщипывать, что ли… Хлеб, правда, качественный, я лично попробовал.
Есть в этой колонии и библиотека. Правда, литература устарелая. Есть довоенные издания, сталинские, ленинские книги. Словом, если туда заключить Петра Симоненко, ему там точно будет интересно.
Я пообещал, и мы это сделаем – передадим в библиотеку современную литературу, которая по-современному трактует историю Украины и некоторые события нашей истории. Кстати, я спросил, какая тематика интересует осужденных. Так вот, их интересуют как раз не детективы, не современная российская беллетристика. Их интересуют справочники, словари, история Украины, мировая история.
Еще меня удивил непрерывный ремонт на фасаде. Поэтому, после посещения колонии мы поехали к Кернесу и имели с ним сорокаминутный разговор. Он уверил, что до конца этой недели ремонт закончится. Я ему, конечно же, сказал, что мы считаем этот ремонт политическим. Такой же "ремонт" был и в Киеве возле Лукьяновки. Начался он, к слову, в день рождения Юлии Владимировны, и в этот же день был остановлен, без завершения.
- Вы утверждаете, что окна камеры Юлии Владимировны завешены какой-то сеткой. Что это за сетка, вам пояснили руководители колонии?
- Я спрашивал и у работников, и у заключенных, где окна Юлии Владимировны. В лечебном корпусе все окна зарешечены и только два окна - палаты Юлии Владимировны, помимо решеток, обтянуты специальной непрозрачной сеткой. Сеткой, которая не дает ей возможности видеть улицу, небо, деревья…
- Ваши коллеги по фракции до закрытия IX сессии ВР так и не сумели добиться создания Временной специальной комиссии (ВСК) по расследованию инцидента, который произошел недавно с экс-премьером в колонии. Будете ли настаивать на создании ВСК в ходе новой сессии, которая стартует 7 февраля?
- Проблема не исчезла, поэтому, да, мы будем настаивать на создании ВСК. Нас интересует несколько вопросов. Например, какие лекарства дают Юлии Владимировне? Мы консультировались с профессором Полищуком (экс-глава МОЗ) и он говорит, что длительное употребление обезболивающих, приводит к специфическим эффектам, подобным к тем, что возник у американского певца Майкла Джексона.
То есть, нас интересует то, какие лекарства и в каких количествах дают Юлии Владимировне, а также, кто их прописал? Также мы бы хотели знать, почему 20 минут, как утверждает сокамерница Юлии Владимировны, никто не оказывал ей помощь?
Упорное нежелание представителей Партии регионов и их сателлитов создавать такую комиссию, свидетельствует об одном. О том, что не все там чисто. Они боятся объективной информации, которая могла бы быть предоставлена членами ВСК.
Поэтому они, понятное дело, будут выступать против создания Комиссии, а мы будем и впредь настаивать на ее создании. В том числе, мы будем привлекать международные правозащитные организации, поскольку в данном случае речь идет о грубом нарушении прав человека.