Как Украина отрекается от своих героев [ Редагувати ]

"И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде Полынь, и третья часть вод сделалась полынью, и многие люди умерли от вод, потому что они стали горьки". (Откровение св. Иоанна Богослова, глава 8, стих 11).

"Чернобыль" - это "полынь". Даже в атеистическом Советском Союзе многие вспомнили об Апокалипсисе после аварии на ЧАЭС 26-го апреля 1986-го года. Вспомнили и то, что за несколько дней до трагедии на минимальном расстоянии от Земли проходила комета Галлея, и ее хвост, напоминал небесную трубу, через которую ангелы апокалипсиса возвещали о грядущих бедах. Случайное это совпадение или сбывшееся пророчество - теперь уже не суть важно. Несмотря на множество тайн, до сих пор окружающих чернобыльскую трагедию, сейчас уже все знают - произошла она по вине человека. Это было преступление. И человек же за него ответил. Но на одном преступлении страна не остановилась. Бросившая в свое время все силы и средства на ликвидацию катастрофы, теперь она пытается отречься от своих героев.

Дымящийся реактор, мужественные люди, работающие в противогазах и химзащитных костюмах во имя спасения родины и всего человечества. Эти кадры видел весь мир. Их знают и уважают. Заслуженно. Но то, что видел весь мир, - далеко не вся правда. Первых, приехавших сюда, живших в палатках, укрывающихся собственными шинелями, дышащих радиоактивной пылью, по центральному телевидению не показывали. Их имена не известны газетчикам. О них нет данных в военных архивах.

Ночь 27-го апреля 1986-го. Их забирали из домов и общежитий, не предупреждая родственников и не сообщая, куда отправляют. Отнимали военные билеты, сажали в автобусы и вывозили в районные военкоматы. Там - час на построение, получение формы и переодевание. С собой - ничего. Так о трагической ночи, когда они оказались на разрушенном реакторе, вспоминают первые ликвидаторы. Тогда все происходящее ребятам было непонятно и пугало. Сейчас уже поседевшие мужчины говорят - нас хватали, просто как преступников.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Нас когда вот забрали, в военкомате нас не слушали, не отбирали. Были случаи - уже как в зону попали, вышли в первый день на построение - тому только-только вырезали аппендицит, у того - грыжа, третьего вообще практически со свадьбы забрали, у него свадьба, он женится, гости приглашены, стол готовят на завтра, а его - в Чернобыль".

Ситуации в стране могут быть разными. Не зная, что произошло, думая о самом плохом, например, о войне, люди подчинялись приказам беспрекословно. И ехали в неизвестность. Так формировался 731-й специальный батальон. Из токарей, слесарей, водителей, асфальтоукладчиков. Из людей, не имеющих никакого отношения к химии и физике ядерного топлива, не представляющих что такое специфика радиационной защиты. Уже после объявления марша на Чернобыль им сказали - едете выполнять сверхсекретное, ответственное правительственное задание. И зачитали приказ о военном положении.

Первый призыв насчитывал более трехсот человек. В их задачи входило загружать мешки с песком, свинцом и доломитом в вертолеты, которые сбрасывали этот груз в жерло пылающего реактора. Кто из ликвидаторов-первопроходцев знал тогда, что пройдет всего 15 лет, и факт их пребывания в зараженной зоне им придется доказывать в суде.

Место дислокации - не отражено, характер выполняемых работ - не отражено, доза облучения - не отражено. Не был, не значился, не привлекался. То есть - не ликвидатор. Максимум - пострадавший. Такие ответы бойцам 731-го батальона сейчас дают в государственных учреждениях различного уровня. Так страна отблагодарила этих людей за подвиг.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "Единственное, что мне дали - это вымпел, смотрю - он дома у меня висит - вспоминаю те дни, друзей, и это все, что я получил от государства, профсоюзы принесли, как сейчас помню, принесли в больницу килограмм яблок и вот этот вымпел. Батальон был призван, на него было наложено табу - начальство нерадивое надо было прикрыть, их недоработки, они с поставленной задачей не справлялись, были нэспроможни, поэтому призвали людей посторонних".

В зону начали прибывать с 9-ти утра. Всюду царил хаос. В Лилёво, это в пяти километрах от Чернобыльской АЭС, разбили палаточный лагерь. Приехавшему чуть позже военному начальнику, как рассказывают ребята, не понравилось, что палатки стояли не совсем ровно. Велел их разобрать и, как говорится, поставить по линеечке. Армия, мол, - лицо государства. Вдруг приедет кто званием повыше - так чтоб видно было: все - в должном порядке. Правда, вот покормить солдат вовремя забыли. "Завтракали" уже вечером. Как выяснилось - из-за того, что не было запаса чистой воды.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "Вночі як забрали мене, в 9:00 ми приступили до роботи. Бардак, суєта, а шлунок-то бурчить, їсти хочеться, а тільки куриш, куриш, переживаєш".

Они не спрашивали - зачем. Знали: чуть дальше - Киев, там - близкие, жены, дети. Их надо спасать. Они не разбирались в бэрах, микро- и милирентгенах, не имели представления, сколько времени можно находиться на зараженной территории и как все это отразится на здоровье. Спали в палаточном городке близ вертолетных площадок, укрывались пропитанными радиоактивной пылью шинелями, мылись раз в пять дней, ели, что дадут.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты:  "Для экономии времени нам привозили полевую кухню и вот так обедали под пылью, прямо под вертолетами, с радиацией ели, даже руки не мыли, потому что воды не было и некогда было".

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Нас практически даже не кормили - борщи непригодные для еды, макароны были иногда, редко, правда, консервы - это спасало положение. Ели прямо в радиоактивной зоне, просто на вертолетных площадках, в пыли этой радиоактивной мы принимали пищу".

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "От этих солдатских кухонь полевых даже здоровый человек мог заболеть, эти индожиры, изжога, пепел ели вот так, чтоб утолить изжогу".

Через неделю в зону начали приезжать так называемые автолавки. С молоком, сметаной, колбасой и другими продуктами. Можно было подкрепиться. С одной только оговоркой - за личные деньги.

Подкрепился или нет - военному начальству было не до того. Объем работ определен, а значит, их надо выполнить. Вертолеты загружали по 16 часов в сутки. Уклонение или ссылки на недомогание расценивались как саботаж. Правда, почти ежедневно правительство своих героев благодарило. В устной форме, передавая "спасибо" через непосредственных командиров. И почти каждый день обещало - не забыть их героизма. Верили не все. В первые же дни несколько человек ушли и в лагерь больше не вернулись. Командир вынужден был сказать: дезертиров будем судить по законам военного времени.

В зоне работали одновременно около 50-ти вертолетов. Каждый нужно было обеспечить грузом и отправить на тогда еще горящий реактор. Времени на загрузку катастрофически не хватало.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Вертолеты не приземлялись. Для того, чтоб экономить время, вертолеты зависали, мы подвешивали связку парашютов. Поднимаются вихри пыли, вертолеты на свое днище набирают много рентген, потом все это смешивалось с пылью и мы этим, естественно, дышали".

Обмундирование было донельзя бедным - военная форма да так называемые лепестки - марлевые повязки, едва прикрывающие нос и рот, которые были только у 70% бойцов. Лепестки приходят в негодность буквально за два дня. Дышать же через них - по инструкции - из-за высокой радиоактивности - нельзя более нескольких часов. По инструкции и вертолеты загружать на весу было нельзя. Таких "нельзя" было столько, что о них предпочитали молчать. И здесь, возле реактора, и в Киеве, и в Москве.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Спали мы в той же одежде, что и работали, в той одежде было столько рентген, что каждая палатка - это был маленький реактор. Были поливочные машины, под которыми мы умывались, брились, приводили себя в порядок, хотя ничего уже не хотелось, отработаешь, хотелось завалиться и поспать".

В справках, которые потом предъявляли по основному месту работы, значилось: был на учебных сборах. Эти две недели засчитывались в трудовой стаж и оплачивались по двойному тарифу. Были указаны и дозы облучения - до 30-ти бэр. Бойцы 731-го уверены - они получили значительно большую дозу. Но тогда действовали другие законы - Министерство здравоохранения вообще запретило "давать" свыше 25-ти бэр, а до 10-ти позволялось иметь женщинам и детям. Правда, вскоре и эту норму "поделили пополам" - предельной стало считаться 50 бэр, а 25 - "разрешили" даже беременным.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Когда под вертолет заходили дозиметры и мы пытались выяснить, сколько же там, они просто заходили и с ужасом оттуда убегали".

Имеющиеся на каждую десятку бойцов дозиметры зашкаливали. Причем, в одном и том же месте в совершенно противоположные стороны. Проверить, насколько радиационный фон был опасен, не представлялось возможным. Солдаты говорят, что, скорее всего, неисправные приборы им выдавали намеренно.

Первый призыв 731-го батальона, только по приблизительным подсчетам, перегрузил порядка пяти тысяч тонн песка. Им на смену пришли три с половиной сотни бойцов. Реактор был заглушен. Строительство саркофага можно было начинать. Почти половины солдат 731-го уже нет в живых. А те, кто остались, сравнивают теперешнее отношение к ним государственных чиновников с геноцидом.

Единственным документом, подтверждающим, что человек являлся бойцом 731 батальона в далеком 1986-ом, являлась финансовая справка. В ней указывалось, что предъявитель действительно находился на ответственных военных сборах и за это ему причитается соответствующее денежное вознаграждение. Правда, документ тоже не отражал характер работ, и все же являлся доказательством. Справку нужно было сдать, а взамен получить деньги. Сегодня подобные может выдать только государственный архив министерства обороны.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Мы эти финансовые справки сдали, требовали оригиналы, ксерокса тогда не было, спустя три года эти справки уничтожаются, я так думаю, намеренно уничтожили. Сейчас министерство социальной защиты требует эти справки, те, которые оно же и уничтожило. Не даешь, значит ты - не ликвидатор".

Не ликвидатор, значит, не положены ни повышенная пенсия, ни необходимое лечение, ни льготы в виде бесплатного проезда в общественном транспорте. Иногда доходит до абсурда - у людей отбирают удостоверения. Так лишился статуса чернобыльца Харченко, в апреле-мае 1986-го как и многие другие трудившийся под сенью атомного реактора. Специалистам сферы социальной защиты оказалось недостаточно даже решения суда, признавшего, что Харченко имеет право носить гордое звание ликвидатора. У них - статистика. Меньше ликвидаторов - меньше проблем. Сохранили и бюджетные деньги, причитающиеся на выплаты, и имидж медленно, но верно излечивающейся от чернобыльщины державы. То, что когда-то саперной лопаткой ты сутки напролет заполнял песком мешки - уже не в счет. И то, что в свое время был первым, вовсе не означает, что по прошествии нескольких лет ты не окажешься последним. Чернобыль многие называют точкой отсчета. Жизнь тогда как бы разделилась на две эпохи - до и после трагедии. Но до сих пор память и совесть многим, в том числе и бывшим в то время "при должностях", не дают покоя.

Иван Гладуш, экс-министр внутренних дел, директор музея "Чернобыль": "Какие бы ошибки хотелось исправить? Я бы берег людей. Не нужно было их столько толкать на эти работы. Можно было обойтись сотней специалистов, а не бросать на реактор тысячи молодых парней, не имеющих опыта и знаний в этом деле".

Никто не думал, что в перерывах между лечением, операциями и обследованиями инвалидам-ликвидаторам придется проводить время в беготне по судам. Всего-навсего для того, чтобы факт их пребывания в то время и в том месте был подтвержден на бумаге. Никто, в том числе и бойцы 731-го, не думал, что суд откажется от выполнения своих прямых обязанностей. Мотивируя это тем, что, мол, не в его компетенции такие факты подтверждать и подобные дела рассматривать.

Именно так звучит формулировка официального отказа в принятии иска чернобыльцев к ответчику - Министерству обороны. Если быть абсолютно точным, то сначала в Зализнычном районном суде столицы, а после - в городском апелляционном - заявление приняли, но потом подумали... и вернули.

Владимир Резник, боец 731-го батальона, юрист: "Процесс пошел, были применены правовые нормы, люди получили повестки, были вызваны на допросы представители министерства обороны. Но потом, видимо, кто-то позвонил и все - штора. Результат - отказ в принятии заявления".

На этом этапе чернобыльцы решили не останавливаться. Кассационная жалоба сейчас на пути в Верховный и Конституционный суды. Там, по идее, должны разобраться и разъяснить, наконец, положения 124 статьи основного закона, гласящей: "...все правоотношения в государстве регулируются судом". А также ответить на вопрос: почему установление юридического факта, от которого зависят судьбы сотен людей, не является компетенцией третьей власти?"

Владимир Резник, боец 731-го батальона, юрист:  "Постоянно натыкаемся на супермощные преграды. Чиновники всячески тормозят процесс. Не жестоко, но правда, время не в нашу пользу. Так, не дождавшись правды, люди умирают".

Материалы для того, чтобы хоть как-то судиться, чернобыльцы собирают по крупицам сами. Иногда получается. Отыскали чудом уцелевший и не попавший в архивы Минобороны документ - реестр оплаты за работу со списком всего батальона. Военные заявляют - другие бумаги были уничтожены: а) в связи с секретностью, б) - из-за высокого радиоактивного излучения.

Надежда на высшие судебные инстанции, хоть и малая, но все же осталась. Непризнание ни на каком уровне факта тяжелых физических работ в зоне бойцы 731-го батальона считают явным ущемлением своих прав. И, пытаясь защититься, обращаются за поддержкой.

Помочь, по словам ликвидаторов, еще два года назад обещал Президент. И даже распорядился создать правительственную комиссию. Сформирована она так и не была. Оказать поддержку, якобы, обещала и уполномоченный по правам человека Нина Карпачева. Но дальше слов дело опять не пошло. В поисках истины из кабинета в кабинет чернобыльцы ходят уже третий год. Военным, вовремя уничтожившим всю документацию о 731-ом батальоне, по-видимому, выгодно, чтобы правду так никто и не узнал. Многим из тех, кого в Чернобыль отправили первыми, она уже не нужна. Но сделать тайное явным - долг живых перед мертвыми - считают те, кто сейчас пытается одолеть бюрократическую машину.

Дело чернобыльцев - доказать, что они там были. Задача государства - доказать, что их там не было. И исходя из этого, постепенно снимать группы инвалидности, отбирать удостоверения, сокращать пенсии, лишать льгот и не обеспечивать жильем. Задача архисложная, но выполнимая. На сегодняшний день из зоны отчуждения отселены 160 тысяч человек, более 350-ти тысяч имеют статус ликвидаторов, практически все они инвалиды, порядка 10-ти тысяч украинцев уже нет в живых. 48 миллионов наших соотечественников до сих пор не знают, что же происходило на ЧАЭС на самом деле. Узнают они это или нет, - зависит от того, насколько тщательно государство сможет скрывать правду о Чернобыльской трагедии.