Роман Бочкала с передовой: Чем ближе к фронту, тем меньше света, жуткая тишина и запах смерти (видео) [ Редагувати ]

Обсудим ситуация в Зеленополье с Романом Бочкалой. Наш военный корреспондент только вернулся из зоны АТО. К сожалению, вернулся с ранением. Но - спасибо, что живой.

Рома, до сих пор нет официальной информации, что же произошло в Зеленополье, тебе приходилось там бывать? Что говорят военные?

Давай посмотрим твою историю. О том, что происходило на Востоке в последние дни.

Роман Бочкала, корреспондент:

- Ехали мы из Сватово, это Луганская область, добраться нам нужно было практически до самого Луганска. Это 140 километров. Поначалу дорога была безопасной, это было видно по поведению военных.

То есть это просто ты чувствуешь. Они расслаблены, они общаются, ведут какие-то разговоры, и в принципе мы не ощущали ничего такого, чтобы говорило о том, что мы где-то едем в какое-то опасной зоне.

И я был очень приятно удивлен, когда мы останавливались на блокпостах, мы видели украинские флаги, не вот эти вот мрачные черно-сине-красные непонятно чьи флаги, а украинские желто-голубые. И еще совсем недавно их там не было.

То, что сейчас уже 50% поддерживают действия киевских властей, - это уже хорошо, это уже определенный прогресс. Это положительная динамика, которой можно радоваться. Но, к сожалению, есть и те, кто прямо обвиняет, прямо называет их “карателями”, “фашистами”, “бандеровцами”, “нацистами” и т.д. Конечно, нашим военным все это слышать крайне неприятно.

Солдат АТО:

- Я нахожусь на своей Украине. Я давал присягу защищать целостность своей страны, своей Родины. Почему они говорят, что я фашист? Я никакой не фашист. Я на своей земле, в своей стране. Я хочу, чтобы мы жили вместе. Чтобы сложили оружие. Чтобы никто больше не целился и не стрелял.

Роман Бочкала - корреспондент:

- Но после того, как мы сменили первую машину, я заметил, что военные уже в бронежилетах, они надели каски и автоматы уже были в боевом положении. И стало понятно - шутки в сторону - мы попали в ЛНР.

Вот мы ехали по дороге, на самой трассе относительно спокойно, она контролируется украинскими военными, но буквально шаг влево, шаг вправо и там уже начинаются очень-очень мутные населенные пункты, где непонятно кто контролирует ситуацию.

Чем ближе к городу, тем меньше света в окнах. С одной стороны, потому что многие выехали, с другой, как мне объяснили военные, люди просто боятся включать свет. У меня было ощущение, что я еду по Чернобыльской зоне. Не то, что зона боевых действий, нет, там жуткая тишина.

Мы были в базовом лагере 30-й бригады, это бригада из Новоград-Волынского Житомирской области, это действительно бойцы с большой буквы. Кстати говоря, наша съемочная группа была первой, которая оказалась там. Командир сказал, хотите попасть на передний край? Хотим. Дальше можно было ехать только на броне.

Фраза "танки грязи не боятся" явно не из жизни, сейчас задождило и бронированная гусенничная техника может ездить только по асфальтированным дорогам.

Если ты в броне, да внутри, то при попадании в боевую машину из гранатомета шансов выжить практически нет, а когда ты на броне, то ты хотя бы можешь спрыгнуть, тебя может отбросить. Ну ты можешь выжить.

Мы увидели, там поперек дороги стоял БТР, точнее то, что от него осталось. Этот сожженный бронированный скелет, и вот в этом бронетранспортере погибло 10 десантников. Из Черновцов, месяц назад. Это были те ребята, которые собственно ту высоту брали и закреплялись там.

Максим, военный:

- Выполнять боевую задачу в сопровождении одной из боевых групп. Тактическое сопровождение, для того чтобы во время обстрела и т.д. мы прикрываем, защищать, работаем на усиление. Родители, нация, желание внести какой-то свой вклад для того, чтобы это зло не распространялось дальше. Это не инфантилизм, это просто то, что не смогу сделать на гражданке и все.

Роман Бочкала - корреспондент:

- Мы сразу поняли, что мы попали на передовую, потому что, как только мы приехали сразу прозвучали залпы минометных расчетов.

Дискуссионный вопрос, который звучал много раз, что действительно ли безусые молодые парни воюют на передовой? Скажу вам - да! И мы этих ребят встретили непосредственно на передовой перед Луганском. Там их 50 человек.

Мы познакомились с парнем, его зовут Костя. Он сам из Винницы, он 94-го года рождения. Я очень хорошо помню этот год, когда был чемпионат мира по футболу проходил в США, и вот прошло 20 лет, снова чемпионат мира, Косте уже 20 и Костя уже на войне.

Должен сказать, что, несмотря на то, что срочники на передовой присутствуют, конечно же, самые сложные задания выполняют опытные военнослужащие. И, конечно же, их большинство.

Это трасса Харьков - Луганск. Движение по ней уже, конечно же, давно перекрыто, а вот там дальше поселок Металлист, фактически это пригород Луганска, до самого города километров 10, местных жителей практически в поселке не осталось, зато там полно террористов, если присмотреться вот там, на бугорке их блокпост и над ним развевается российский флаг. А вот СПК - противотанковой гранатомет российского производства, который достался украинским воинам в бою за эту высоту.

Мы снова наткнулись на огромное количество российского оружия, которое нашим военным удалось отбить во время боя. Конечно, террористы стреляют не только из российского оружия. Украинское оружие у них тоже есть.

В боеприпасах террористы проблем не испытывают. В Луганске имеется патронный завод. Они его захватили. Вот, к примеру, эта упаковка от патронов к пистолету Макаров, выпущенные именно в Луганске. Вот именно эти боеприпасы.

Слава Богу, нашим военным боеприпасов и вооружения хватает. Но нужно сказать правду: все эти снаряды, все эти патроны еще советского периода выпуска. Мы видели и нам артиллеристы показывали снаряды, выпущенные в 43-м году, в 45-м, еще во времена Великой Отечественной. И из них сейчас ведется огонь. Конечно, есть и снаряды, произведенные и в 70-х годах, 80-х, но все, из чего мы сейчас стреляем - советские боеприпасы, в основном.

Наша украинская армия ну фактически на передовой - это школа выживания. Есть палатки, но нет спальных мешков. Есть какие-то блиндажи, укрытия, но нет карематов. Нет элементарных условий для какого-то минимально комфортного существования в этих условиях. Ребята сами каким-то образом выходят из этой ситуации.

В тридцатой бригаде, на передовой, мы повстречали ребят, которых буквально в марте этого года мы снимали в Сербии, в Косово. Ну, конечно, когда они отправлялись туда, они думали, что в Косово едут в горячую точку, а когда они вернулись в Украину, им стало ясно, что там был курорт, а горячая точка теперь здесь.

По большому счету никто на это не жалуется, это просто я, как журналист, на это обратил внимание. Но грязь, отсутствие горячей воды, может, других условий, которые бы позволяли говорить нам о комфорте, хотя бы минимальном, Это все мелочи. Все хотят другого, все хотят, чтоб это все поскорее закончилось, и все хотят вернуться домой.

Богдан, военный:

- Хочется конкретных действий, а не ждать. Сначала ждали, пока станет ЛНР. Потом ждали, пока у них будут выборы. Потом перемирие. И теперь опять. Хочется решительных действий. Когда это может все закончится?

Роман Бочкала, корреспондент:

- Понимаешь, когда это закончится сказать сложно. Но совершенно очевидно, что это закончится только тогда, когда мы будем идти вперед, а не стоять на месте. Вот так это понимают украинские воины, и так это понимаю я. Мы должны идти вперед. А последнюю неделю-полторы возле Луганска мы стоим.

Солдат АТО:

- Если бы действия были такие же, целенаправленные, мы бы были бы в Луганске.

Командир батальона:

- Все надеются, что до конца лета это все закончится. Предпосылки для этого видите, чувствуете? Славянск отбили. Краматорск отбили, вот они уже все в Донецк сбежали. В Луганск.

Роман Бочкала, корреспондент:

- Вот именно там, в районе Луганска террористы стали себя вести еще более агрессивно. Они стали себя вести, вот знаешь, как раненый зверь, загнанный в угол. В ту ночь, когда мы были там, террористы дважды стреляли из града, к счастью, не попали. Они попали по флангам, мимо, и в этом была наша удача. Но все понимали, что в любой момент они могут попасть. Они пристреливаются.

Когда украинская армия брала эту высоту бой был именно здесь, телекамера не передает запах и наверное это хорошо. Запах здесь страшный, запах трупов, запекшейся крови, пороховых газов и горелой пшеницы.

Роман Бочкала, корреспондент:

- Если во время перемирия наши военные могли только отвечать огнем и только до тех пор, пока не погасят огонь противника, то теперь мы можем наступать, мы можем открывать огонь первыми, мы можем идти вперед.

Если террористы могут себе позволить стрелять а-ля в игре морской бой, просто угадывая, то военные, украинские военные, они стреляют четко, когда имеют координаты, цели, мы наугад не стреляем.

Поэтому если работает "Град" УВС если работает система ураган, если работают тяжелые арт. Орудия, то только в том случае, когда есть четкие данные о том, что в той точке, куда они стреляют, действительно, находятся террористы. что там нет мирных жителей.

Прозвучала команда "Воздух". Экран погас, мы кинулись в укрытие. Все мы понимали, что у нас есть не больше 2-3 секунд, для того чтобы укрыться. Потому что если прозвучала команда воздух, значит, мина уже летит. И она скоро разорвется.

А когда она разрывается, разлетаются осколки в диаметре до 300 метров и это смертельно опасное пространство. Получилось так, что я находился на бруствере, над ним была насыпь земли и как бы это такая была высота, и я понимал, что добежать я не успею. И вариант один, нужно просто падать туда вниз и будь что будет.

Я полетел туда вниз и даже не раздумывал. А этот окоп, он был бетонирован, а я в бронежилете, со всем снаряжением, тяжелый. Упал на левую сторону, выбил руку, тогда я еще этого не понимал, просто почувствовал, что я ею не управляю, я ее не ощущаю. Была команда воздух. Мы спрятались в укрытии. Команда воздух - это значит, может быть, минометный обстрел. Что еще может быть град короче, ничего хорошего.

С поле боя нас эвакуировали вместе и живых, и мертвых. Это было три часа пути с передовой.

И еще я думал о том, что это произошло только что, и вот я вижу, что их больше уже нет в живых, но их жены, их дети, их родители еще об этом не знают. И от этого мне стало так больно. Это просто сложно передать словами, несмотря на то, что я журналист, казалось бы, должен передать словами все. Но то, что тогда творилось в душе, я не могу передать словами.

Оксана Герасимчук, жена погибшего Дмитрия Герасимчука:

- Капитан Головащенко говорит, Сергеевна, ты можешь подойти, ведет, смотрю меня в аптеку. Смотрю, девушки плачут, говорю, я вам не верю. Они даже не успели ничего сказать, я вам не верю. Может, он ранен. Это неправда!

Александр Марчук, друг погибшего, командир взвода:

- А когда погибла и человек, с которым ты вырос. Это очень страшно. Мне в бою не было так страшно, как тогда.

Роман Бочкала, корреспондент:

- Вот этот вот момент он больше всего врезался в память. Когда с Димой прощались. Я такого никогда не видел - вот эти все сильные мужчины, закаленные сталью войны - они просто разрыдались, как дети, и это были такие отчаянные слезы. Это не просто слезы, как люди прощаются на кладбище, еще где-то. Это были другие слезы, потому что каждый понимал, что, во-первых, Димы больше нет, и, с другой стороны, каждый понимал, что на месте Димы мог быть каждый из них, и, что сейчас замполит, который стоял рядом, он не мог найти слов: как вот звонить жене, родителям и извещать об этой страшной новости. и каждый из них понимал, что, возможно, звонили бы его жене, его матери, и вот это страшно, что там, на войне, вот эта грань между жизнью и смертью - это доля секунды.

Я хочу сказать, что каждый из нас благодарен должен быть за то, что они там сейчас воюют за нас. за то, что мы здесь и не только здесь, а в принципе в большинстве регионов страны можем чувствовать себя в безопасности. И фактически сейчас мы живем в двух реальностях. Украина живет в двух реальностях: там одна реальность, а здесь другая.

Помочь семьям погибших можно, перечислив деньги по адресу:

В реквизитах нужно вписать фамилию семьи, которой вы помогаете.