"Полынь" нашей души [ Редагувати ]

"И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде Полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие люди умерли от вод, потому что они стали горьки" Откровения св. Иоанна Богослова /Откр. 8, 11/

"Чернобыль" - это "полынь". Даже в атеистическом Советском Союзе  многие вспомнили об Апокалипсисе после аварии на ЧАЭС 26-го апреля 1986-го года. Вспомнили и то, что за несколько дней до трагедии на минимальном расстоянии от Земли проходила комета Галлея, и ее хвост, напоминал небесную трубу, через которую ангелы апокалипсиса возвещали о грядущих бедах. Случайное это совпадение или сбывшееся пророчество - теперь уже не суть важно. Несмотря на множество тайн, до сих пор окружающих чернобыльскую трагедию, сейчас уже все знают - произошла она по вине человека. Это было преступление. И человек же за него ответил. Но на одном преступлении страна не остановилась. Бросившая в свое время все силы и средства на ликвидацию катастрофы, теперь она пытается отречься от своих героев.

Эти кадры видел весь мир. Дымящийся реактор, мужественные люди, работающие в противогазах и химзащитных костюмах во имя спасения родины и всего человечества. Их знают и уважают. Заслуженно. Но то, что видел весь мир - далеко не вся правда. Первых, приехавших сюда, живших в палатках, укрывающихся собственными шинелями, дышащих радиоактивной пылью, по центральному телевидению не показывали. Их имена не известны газетчикам. О них нет данных в военных архивах.

Ночь 27-го апреля 1986-го. Их забирали из домов и общежитий, не предупреждая родственников и не сообщая, куда отправляют. Отнимали военные билеты, сажали в автобусы и вывозили в районные военкоматы. Там - час на построение, получение формы и переодевание. С собой - ничего. Так о трагической ночи, когда они оказались на разрушенном реакторе, вспоминают первые ликвидаторы. Тогда все происходящее ребятам было непонятно и пугало. Сейчас уже поседевшие мужчины говорят - нас хватали, просто как преступников.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Нас когда вот забрали, в военкомате нас не слушали, не отбирали. Были случаи - уже как в зону попали, вышли в первый день на построение - тому только-только вырезали аппендицит, у того - грыжа, третьего вообще практически со свадьбы забрали, у него свадьба, он женится, гости приглашены, стол готовят на завтра, а его - в Чернобыль".

Ситуации в стране могут быть разными. Не зная, что произошло, думая о самом плохом, например, о войне, люди подчинялись приказам беспрекословно. И ехали в неизвестность. Так формировался 731-й специальный батальон. Из токарей, слесарей, водителей, асфальтоукладчиков. Из людей, не имеющих никакого отношения к химии и физике ядерного топлива, не представляющих, что такое специфика радиационной защиты. Уже после объявления марша на Чернобыль им сказали - едете выполнять сверхсекретное, ответственное правительственное задание. И зачитали приказ о военном положении.

Первый призыв насчитывал более трехсот человек. В их задачи входило загружать мешки с песком, свинцом и доломитом в вертолеты, которые сбрасывали этот груз в жерло пылающего реактора. Кто из ликвидаторов-первопроходцев знал тогда, что пройдет всего 15 лет, и факт их пребывания в зараженной зоне им придется доказывать в суде.

Место дислокации - не отражено, характер выполняемых работ - не отражено, доза облучения - не отражено. Не был, не значился, не привлекался. То есть - не ликвидатор. Максимум - пострадавший. Такие ответы бойцам 731-го батальона сейчас дают в госучреждениях различного уровня. Так страна отблагодарила этих людей за подвиг.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "Единственное, что мне дали - это вымпел. Смотрю, он дома у меня висит, вспоминаю те дни, друзей, и это все, что я получил от государства, профсоюзы принесли, как сейчас помню, принесли в больницу килограмм яблок и вот этот вымпел".

Николай Босый, командир 731-го батальона специальной защиты: "Все було розписано на бумазі, якому підрозділу що виконувати, скільки і які роботи проводити, але це так і не було зроблено - не вдалося. Багацько публікацій, статей, висловлювань різних чиновників щодо того, що вони теж займалися загрузкой вертольотів, але я можу відверто сказати, що крім 731-го батальйону нікого на площадках "Кубок 1", "Кубок 2" і "Кубок 3" не було, і ніхто крім нас не загружав вертольотів".

В зону начали прибывать с 9-ти утра. Всюду царил хаос. В Лилево, это в пяти километрах от Чернобыльской АЭС, разбили палаточный лагерь. Приехавшему чуть позже военному начальнику, как рассказывают ребята, не понравилось, что палатки стояли не совсем ровно. Велел их разобрать и, как говорится, поставить по линеечке. Армия, мол, - лицо государства. Вдруг приедет кто званием повыше, так чтоб видно было - все в должном порядке. Правда, вот покормить солдат вовремя забыли. "Завтракали" уже вечером. Как выяснилось - из-за того, что не было запаса чистой воды.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "Ночью як забрали мене, в 9 ми приступили до роботи, бардак, суєта, а желудок то бурчить, жрать хочеться, а только куриш, куриш, переживаєш".

Они не спрашивали, зачем. Знали: чуть дальше - Киев, там близкие, жены, дети. Их надо спасать. Они не разбирались в бэрах, микро- и милирентгенах, не имели представления, сколько времени можно находиться на зараженной территории, и как все это отразится на здоровье. Спали в палаточном городке близ вертолетных площадок, укрывались пропитанными радиоактивной пылью шинелями, мылись раз в пять дней, ели, что дадут.

Александр, боец 731-го батальона специальной защиты: "Для экономии времени нам привозили полевую кухню, и вот так обедали под пылью, прямо под вертолетами, с радиацией ели, даже руки не мыли, потому что воды не было и некогда было".

Через неделю в зону начали приезжать так называемые автолавки. С молоком, сметаной, колбасой и другими продуктами. Можно было подкрепиться. С одной только оговоркой - за личные деньги.

Подкрепился или нет - военному начальству было не до того. Объем работ определен, а значит, их надо выполнить. Вертолеты загружали по 16 часов в сутки. Уклонение или ссылки на недомогание расценивались как саботаж. Правда, почти ежедневно правительство своих героев благодарило. В устной форме, передавая "спасибо" через непосредственных командиров. И почти каждый день обещало - не забыть их героизма. Верили не все. В первые же дни несколько человек ушли и в лагерь больше не вернулись. Командир вынужден был сказать: дезертиров будем судить по законам военного времени.

В зоне работали одновременно около 50 вертолетов. Каждый нужно было обеспечить грузом и отправить на тогда еще горящий реактор. Времени на загрузку катастрофически не хватало.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Вертолеты не приземлялись. Для того, чтоб экономить время, вертолеты зависали, мы подвешивали связку парашютов. Поднимаются вихри пыли, вертолеты на свое днище набирают много рентген, потом все это смешивалось с пылью и мы этим, естественно, дышали".

Обмундирование было донельзя бедным, военная форма да так называемые лепестки - марлевые повязки, едва прикрывающие нос и рот, которые были только у 70-ти процентов бойцов. Лепестки приходят в негодность буквально за 2 дня. Дышать же через них - по инструкции - из-за высокой радиоактивности нельзя более нескольких часов. По инструкции и вертолеты загружать на весу было нельзя. Таких "нельзя" было столько, что о них предпочитали молчать. И здесь, возле реактора, и в Киеве, и в Москве.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Спали мы в той же одежде, что и работали, в той одежде было столько рентген, что каждая палатка - это был маленький реактор".

В справках, которые потом предъявляли по основному месту работы, значилось: был на учебных сборах. Эти две недели засчитывались в трудовой стаж и оплачивались по двойному тарифу. Были указаны и дозы облучения - до 30 бэр. Бойцы 731-го уверены - они получили значительно большую дозу. Но тогда действовали другие законы - министерство здравоохранения вообще запретило "давать" свыше 25 бэр, а до 10 позволялось иметь женщинам и детям. Правда, вскоре и эту норму "поделили пополам" - предельной стало считаться 50 бэр, а 25 "разрешили" даже беременным.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Когда под вертолет заходили дозиметры, и мы пытались выяснить, сколько же там, они просто заходили и с ужасом оттуда убегали".

Имеющиеся на каждую десятку бойцов дозиметры зашкаливали. Причем, в одном и том же месте в совершенно противоположные стороны. Проверить, насколько радиационный фон был опасен, не представлялось возможным. Солдаты говорят, что, скорее всего, неисправные приборы им выдавали намеренно.

Первый призыв 731-го батальона - только по приблизительным подсчетам - перегрузил порядка 5 тысяч тонн песка. Им на смену пришли три с половиной сотни бойцов. Реактор был заглушен. Строительство саркофага можно было начинать. Почти половины солдат 731-го уже нет в живых. А те, кто остались, сравнивают теперешнее отношение к ним государственных чиновников с геноцидом.

Единственным документом, подтверждающим, что человек являлся бойцом 731 батальона в далеком 86-ом, являлась финансовая справка. В ней указывалось, что предъявитель действительно находился на ответственных военных сборах, и за это ему причитается соответствующее денежное вознаграждение. Правда, документ тоже не отражал характер работ, и все же являлся доказательством. Справку нужно было сдать, а взамен получить деньги. Сегодня подобные может выдать только государственный архив министерства обороны.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Мы эти финансовые справки сдали, требовали оригиналы, ксерокса тогда не было, спустя три года эти справки уничтожаются, я так думаю, намеренно уничтожили. Сейчас министерство социальной защиты требует эти справки, те, которые оно же и уничтожило. Не даешь, значит ты - не ликвидатор".

Не ликвидатор - значит, не положены ни повышенная пенсия, ни необходимое лечение, ни льготы в виде бесплатного проезда в общественном транспорте. Иногда доходит до абсурда - у людей отбирают удостоверения. Так лишился статуса чернобыльца Харченко, в апреле-мае 86-го как и многие другие трудившийся под сенью атомного реактора. Специалистам сферы социальной защиты оказалось недостаточно даже решение суда, признавшего, что Харченко имеет право носить гордое звание ликвидатора. У них - статистика. Меньше ликвидаторов - меньше проблем. Сохранили и бюджетные деньги, причитающиеся на выплаты, и имидж медленно, но верно излечивающейся от чернобыльщины державы.

То, что когда-то саперной лопаткой ты сутки напролет заполнял песком мешки - уже не в счет. И то, что в свое время был первым, вовсе не означает, что по прошествии нескольких лет ты не окажешься последним. Чернобыль многие называют точкой отсчета. Жизнь тогда как бы разделилась на две эпохи - до и после трагедии. Но до сих пор память и совесть многим, в том числе и бывшим в то время "при должностях", не дают покоя.

Иван Гладуш, экс-министр внутренних дел, директор музея "Чернобыль": "Какие бы ошибки хотелось исправить? Я бы берег людей. Не нужно было их столько толкать на эти работы. Можно было обойтись сотней специалистов, а не бросать на реактор тысячи молодых парней, не имеющих опыта и знаний в этом деле".

Никто не думал, что в перерывах между лечением, операциями и обследованиями инвалидам-ликвидаторам придется проводить время в беготне по судам. Всего-навсего для того, чтобы факт их пребывания в то время и в том месте был подтвержден на бумаге.

Никто, в том числе и бойцы 731-го, не думал, что суд откажется от выполнения своих прямых обязанностей. Мотивируя это тем, что, мол, не в его компетенции такие факты подтверждать и подобные дела рассматривать.

Именно так звучит формулировка официального отказа в принятии иска чернобыльцев к ответчику - Министерству обороны. Если быть абсолютно точным, то сначала в Зализнычном районном суде столицы, а после, в городском апелляционном заявление приняли, но потом подумали... и вернули.

Владимир Резник, боец 731-го батальона, юрист: "Процесс пошел. Были применены правовые нормы, люди получили повестки, были вызваны на допросы представители министерства обороны. Но потом, видимо, кто-то позвонил, и все - штора. Результат - отказ в принятии заявления".

На этом этапе чернобыльцы решили не останавливаться. Кассационную жалобу направили в Верховный суд. Там, по идее, должны были разобраться и разъяснить, наконец, положения 124-ой статьи Основного закона, гласящей: "Все правоотношения в государстве регулируются судом". А также ответить на вопрос, почему установление юридического факта, от которого зависят судьбы сотен людей, не является компетенцией третьей власти.

Владимир Резник, боец 731-го батальона, юрист: "Этот процесс умышленно затягивается, мы считаем, что это выгодно, к примеру, Министерству обороны, чтобы тайное никогда не стало явью. Верховный суд ссылается на статью, предполагающую, что рассмотрение таких дел не является компетенцией суда, но вот Гражданско-процессуальный кодекс, он утвержден той же Верховной Радой, в нем черным по белому написано, факт работы в Чернобыльской зоне обязан суд рассматривать".

Материалы для того, чтобы судиться, чернобыльцы собирают по крупицам. Иногда получается. Отыскали чудом уцелевший и не попавший в архивы Минобороны документ - реестр оплаты за работу со списком всего батальона. Есть и подтверждение существования 731-го из Москвы. Но украинские военные стоят на своем - такой батальон не значится, а бумаги были уничтожены: а) в связи с секретностью, б) из-за высокого радиоактивного излучения.

Василий Турчик, заместитель начальника Госархива Министерства обороны Украины: "Документы уничтожались, и сейчас справки выдавать не возможно, точнее возможно, но без указания любых данных, мы в этом не виноваты. По большей части как прибывали в зону - один командир и с ним 20 человек. А кто они, что они - никто не знает, и нигде это в должном порядке не фиксировалось. Люди менялись каждые несколько дней, не было порядка".

Надежды на высшие судебные инстанции уже практически не осталось. Непризнание ни на каком уровне факта тяжелых физических работ в зоне бойцы 731-го батальона считают явным ущемлением своих прав. Поддержки никакой, а потому, пытаясь защититься, чернобыльцы идут на крайние меры - начинают акции протеста. Пикетируют суды, комитет Верховной Рады по правам человека и прочие инстанции. Результата нет. А время работает не на них. Так и не дождавшись правды, люди умирают.

Анатолий Кифа, боец 731-го батальона специального назначения, руководитель общественной организации инвалидов Чернобыля "Набат": "Верховный суд, который должен защищать наши права, потому что в свое время мы выполнили свой долг перед Родиной и сегодня хотим, чтобы государство защитило нас от произвола, который чинится против нас".

Помочь, по словам ликвидаторов, еще 2 года назад обещал президент. И даже распорядился создать правительственную комиссию. Сформирована она так и не была. Оказать поддержку, якобы, обещала и уполномоченный по правам человека Нина Карпачева. Но дальше слов дело не пошло. В поисках истины из кабинета в кабинет чернобыльцы ходят уже три года. Военным, вовремя уничтожившим всю документацию о 731-ом батальоне, по-видимому, выгодно, чтобы правду так никто и не узнал. Многим из тех, кого в Чернобыль отправили первыми, она уже не нужна. Но сделать тайное явным - долг живых перед мертвыми, считают те, кто сейчас пытается одолеть бюрократическую машину.

Дело чернобыльцев - доказать, что они там были. Задача государства - доказать, что их там не было. И исходя из этого, постепенно снимать группы инвалидности, отбирать удостоверения, сокращать пенсии, лишать льгот и не обеспечивать жильем. Задача архисложная, но выполнимая. На сегодняшний день из зоны отчуждения отселены 160 тысяч человек, более 350 тысяч имеют статус ликвидаторов, практически все они инвалиды, порядка 10 тысяч украинцев уже нет в живых. 48 миллионов наших соотечественников до сих пор не знают, что же происходило на ЧАЭС на самом деле. Узнают они это или нет, зависит от того, насколько тщательно государство сможет скрывать правду о Чернобыльской трагедии. И как долго это будет оставаться безнаказанным.

Р.S. "Я, к сожалению, остался жив..."

Анатолий Тернистый был откомандирован на 4-й энергоблок ночью 26-го апреля. В 5 утра он и его товарищи в составе пожарной части уже тушили охваченный огнем реактор. В родной город Вишневое Анатолий вернулся героем-чернобыльцем. Государственные мужи благодарили, поздравляли, награждали орденами и заверяли - не забудут, помогут, обеспечат.

Спустя 10 лет Анатолий получил первую в своей жизни квартиру. Но 12 хронический заболеваний, доставшихся в наследство от Чернобыля, в числе которых астма, не позволяли жить в сырой квартире на первом этаже. Терницкий долго просил поменять квартиру. Государство сказало - решай проблемы сам. Пришлось эту квартиру продать, накопить денег и купить другую. Тогда Анатолий не знал, что через 7 лет он напишет: "Я, к сожалению, остался жив..."

В декабре 2001-го Анатолий и его жена были выдворены из квартиры, купленной за собственные деньги. Потому что, оказывается, когда дом еще строился, часть квартир была обещана чиновникам из Киевской областной госадминистрации. Трехлетнее мытарство по судам и приговор - выселить чернобыльца вместе с женой в никуда. Не учли судьи ни того, что договор собственника дома - финансово-строительной компанией "Белоцерковская недвижимость" с облгосадминистрацией был расторгнут задолго до того, как Терницкие купили квартиру. Ни того, что все государственные инстанции, в том числе БТИ подтверждают права собственности Терницких на жилье. Да и судиться, по большому счету, обладминистрация должна была с компанией "Белоцерковская недвижимость". Правду семья будет искать в Европейском суде. А пока инвалид-чернобылец и его жена, кстати, тоже инвалид, живут у знакомых.

Теперь Анатолий Терницкий знает - хвалебные речи и высокие награды за его каторжный труд в Чернобыле ничего не стоят. А те, кто в свое время говорили красивые слова, сейчас ждут не дождутся, чтобы таких терницких просто не стало.