Марко Гейко пошел на "Поправку" [ Редагувати ]

В галерее "Ателье "Карась"" живописец Марко Гейко взялся научить посетителей радоваться жизни. Больше всех радовались те, кому удалось узнать, что название экспозиции - "Поправка" - взято не из медицинского обихода или словаря парламентариев: так называется деревня, где художник нашел идеальную натуру для пейзажей и натюрмортов - гусей, заброшенные хаты и садовые цветы.

Из речей, звучавших на открытии выставки, следовало, что через 20-30 лет художника Марко Гейко обязательно назовут классиком. Говорили, что студенты художественных вузов будут изучать его манеру комбинировать цвета, искусствоведы измерят и опишут каждый мазок, биографы подробно проследят, как от дипломной работы на тему солдатских вдов он пришел к религиозным сюжетам, а потом целиком отдался "чистой" живописи. Коллеги художника наперебой убеждали друг друга, что такая переоценка произойдет не после очередной громкой выставки и не к юбилейной дате, а просто потому, что чиновники, ведающие наградами и званиями, станут умнее, а обычные посетители вернисажей - чуть прозорливее. Пока же о том, кто такой Марко Гейко, знают лишь немногие ценители. Именно они больше четырех лет ждали его новые картины - в последний раз в Киеве художник выставлялся еще в 2001 году.

Ничего принципиально нового в работах, включенных в "Поправку", нет. Марко Гейко и раньше писал в основном пейзажи и натюрморты и этим выделялся среди соратников по объединению "Живописный заповедник", которые предпочитали иметь дело просто с цветом, а не с сюжетами, образами или предметами. Треть выставленных холстов - натюрморты, создававшиеся в последние месяцы; точнее, даже не классические натюрморты с яблоками, стаканами и чайниками (такие Марко Гейко писал раньше), а просто композиции с цветами, какие растут на любом деревенском огороде. Называются эти композиции очень просто - "Белая роза", "Пионы", "Сирень, тюльпаны и нарциссы", но при желании художник мог назвать их как-нибудь иначе, например, "Бунт", "Болезнь" или "Кротость, мука и страсть". О чем каждая такая картина - сразу не скажешь: на первый взгляд, обычные натурные зарисовки со всеми деталями и оттенками, хоть сейчас бери и вдыхай аромат, а с другой стороны - любая клеточка полотна, любое пятнышко на холсте будто по собственной воле сокрушается, или делится сокровенным, или о чем-то невыразимом свидетельствует.

Для пейзажей Марко Гейко выбирает самые незамысловатые деревенские реалии. Здесь и два испуганных гуся, которые отбились от стаи, и покосившиеся хаты, и просто цветущие деревья. Напряжение создается как раз между незначительным объектом и его тщательной, выверенной до мелочей цветовой разработкой (так могло бы быть в музыке, если бы композитор взял мелодию детской песенки и превратил ее в тему симфонии). Пейзажам Марко Гейко присущ и особый, сугубо живописный ритм. Он создается благодаря чередованию предельно насыщенных цветовых участков на ограниченном пространстве картины (например, чтобы написать тающий снег на крыше деревенского дома, художнику нужна чуть ли не вся палитра восточного ковра). Цветовое изобилие в итоге рождает ощущение бесконечно длящегося праздника: деревня Поправка (с ударением на первом слоге), в которой Марко Гейко восстанавливался после болезни, если и не научила его по-новому видеть жизнь, то в потребности благодарить и радоваться каждому дню и каждой хате, безусловно, укрепила.

Теперь об этой радости художник говорит как о чем-то абсолютно приватном. Дело в том, что его пейзажи непривычно малы по размеру - некоторые не намного больше обычного компьютерного монитора. Создается ощущение, что тебя пригласили на частную беседу и доверили подробности, которые нужно продумать и пережить в тишине. Пока на картины Марко Гейко не ходят смотреть толпами, такой разговор, кажется, еще возможен.

Елена Рыбакова