Когда власть бессильна, нужно брать ее в свои руки... [ Редагувати ]

Лед уже окреп, и веселые мужички с удочками испытывают, у кого же нынче больше терпения - у них или же у голодных карпов на дне пруда. Одно из немногих развлечений, доступных жителям Тахтаулова. Те, кто постарше, любят рыбалку. Любят посидеть у лунки, согреваясь настойкой и неторопливым разговором. Те, кто помоложе, бегут отсюда в поисках иных утех в соседнюю Полтаву. Ближайший центр культуры и цивилизации.
Границы между городом и деревней уже почти не существует. Город-вампир впитывает в себя все больше и больше окрестных сел, отравляя ядом вседозволенности те, которые все еще лежат за его пределами. Так считают старики. Но не только они устали от безвластия на этой границе между унылой реальностью и полуистлевшей традицией.
Тахтаул в переводе с тюркского означает "место для отдыха". Некогда казаки любили давать тюркские названия своим станицам. К тому же, знаменитый Кочубей, казненный по приказу Мазепы, и сам имел тюркские корни. А здесь была его вотчина. Богатое было село. Даже во времена советской власти.
Но за последние десять лет люди почувствовали, в чем разница между властью и безвластием. Власть - это когда на улицах горят фонари, и можно не бояться, возвращаясь домой по темным улицам. А здесь - оказывается, можно ради собственной нужды разобрать по кирпичику старую котельную или влезть в соседский двор - просто потому, что приглянулся упитанный гусь.
Определить, что это Иван Котляревский, написавший "Наталку Полтавку" и вспомнивший веселого тахтауловского дьячка, можно лишь, сличив бюст с известными портретными изображениями. Металлическая надпись, согласно которой это именно Котляревский, однажды исчезла вместе с оградой. И оказалась в ближайшем пункте сбора металлолома. Охотники за цветным металлом продолжают свою работу - преспокойно снимают электропроводку - среди бела дня.
Надежда Пазенко, пенсионер: "Два рази знiмали провода. Приходили та знiмали. Ми їх шукали, та не находили. Приходилося в iнше мiсце їхати та знiмати там i везти сюди".
Ночная прогулка по селу - довольно рискованное мероприятие. Не то, чтобы перед тобой поставят вопрос ребром - "Кошелек или жизнь", - но расстаться с кошельком вполне возможно.
Василий Шкурба, охранник: "Никогда не знаешь, дойдешь домой или не дойдешь. Особенно, когда несешь с собой деньги".
А ведь раньше такого не было, сетуют старики. Хотя и ночи были темные. И улицы безлюдные.
Анна Трируг, пенсионер: "Тодi боялися мiлiцiю, вони ж владою все ж таки були. А зараз чого їх боятися"...
Ну, а нынче милиция редко появляется в Тахтаулово. Теперь у милиционера есть повод бояться местной молодежи. А сельские законы просты: не боится - значит, не уважает.
Анна Трируг, пенсионер: "Молодь не пойме, хто вiн - мiлiцiонер чи що. А значить, може й погони обiрвати. Так що мiлiцiя сама їх боїться. А погони, хiба ж вони так мiцно пришитi чи що..."
Мы попытались выяснить, как выглядит тахтауловский участковый, составить, говоря на его же языке, словесный портрет. А затем выяснить фамилию. И вот что у нас получилось.
Надежда Пазенко, пенсионер: "Невисокий плотний такий мужчина".
Анна Трируг, пенсионер: "Та я його і не знаю. Красти не ходжу, на дискотеку не ходжу, так я їх не бачу. До сусідів не ходжу, а у совхозі нема чого красти".
Надежда Пазенко, пенсионер: "А фамiлiю його я забула, хоча добре й знала".
Григорий Калюжный, охотник: "Та хто тут його знає? Ніхто! Живе десь у місті. Міліціонери не спішать на роботу".
Григорий Калюжный - охотник. Он один из тридцати бойцов отряда самообороны, который возник в селе пять лет тому назад. Тогда стало ясно, что отступать некуда. Один участковый, да и то виртуальный, не в состоянии защитить народное добро, вернее, то, что от него осталось в Тахтаулово.
Григорий Калюжный, охотник: "Ми люди серйознi, охотніки. Ми знаємося на зброю. Є двi-три рушницi: так, щоб полякати. Але буває, треба й використати силу проти порушникiв".
С предложением собраться в отряд пришла к охотникам одна женщина. Зовут ее Лидия Рыбченко. Она, пожалуй, самый главный человек в Тахтаулово, сельский голова. То есть власть. Но - как это нынче водится - местная власть это крайне условное понятие. По сути, у местных властей нет способов обеспечить безопасность своих сограждан - а значит, нет и реальной власти.
Лидия Рыбченко, сельский голова: "У нас свої злочинцi появилися, проституцiя, наркоманiя, може, ви з телеекранiв це нам принесли, отже, i злочини виникають тут i там. А коли цi хлопцi ходять, то i я спокiйнiше сплю".
Первых отряды крестьянской самообороны в Российской Империи появились в начале XX века. Их финансировали зажиточные крестьяне, пытаясь хоть как-то защитить свое добро. А в городах подобные группы возникли немного позже - в 1918 году. Они назывались по-разному: в Сибири - "Дружины содействия милиции", в Петрограде - "Комиссия общественной помощи милиции".
В средине 1920-х годов это стремление граждан отстоять свое было упорядочено: при местных Советах были учреждены административные комиссии, которые проверяли и контролировали работу местных органов милиции. В 1926 году эти комиссии получили новое название: "Комиссия общественного порядка". В городах были созданы рабочие дружины. Два года спустя по инициативе рабочих Урала возникли добровольные общества содействия милиции - ОСОДМИЛ. Это был первый опыт создания единой организации по охране общественного порядка. И именно в эту организацию вошли стихийные отряды самообороны, испокон веку существовавшие в селах.
Григорий Калюжный, охотник: "Приїжджають в дні дискотек. Пир під час чуми. Стінка на стінку, - буває й таке".
Полное и официальное название отряда довольно длинное - Отряд Охраны Материальных Ценностей. Но материальных ценностей в селе осталось так мало, что приходится охранять духовные. Директор местной школы Юрий Клынцов записался в бойцы отряда только потому, что намерен отстоять сельский уклад жизни перед городским.
Юрий Клынцов, директор Тахтауловской школы: "Ми себе вважаємо себе захисниками життя. Ми на лінії фронту".
Шинель и сапоги - самая удобная форма одежды в селе. К тому же, форма символизирует порядок, а в селе истосковались по порядку. По крепкой руке.
Телефонист Валерий Шарапа ни минуты не задумывался о том, вступать или не вступать в отряд самообороны. Ему жить в селе, а сельский образ жизни сдается под напором городского. Значит, нужно защищаться. Рассадников пьянства, наркотиков и продажной любви в селе не так-то уж много. Как немного и злачных мест. Вот их-то и отправляется патрулировать Валерий - когда один, а когда с товарищами.
Сбытчики зелья часто появляются в Тахтаулово. Председатель сельсовета подозревает, что именно они появились однажды в селе, представившись работниками военкомата. При этом, правда, никаких документов не показали. А искали они обитателя одного дома, по имени Игорь.
Дверь сюда всегда открыта. Игорь никогда ее не закрывает. Хозяина нет дома. Те, кто его хорошо знает, твердят в один голос, что Игорь, молодой совсем человек, день за днем умирает от наркотиков. Его дом похож на жилище-призрак. Здесь еще остались следы присутствия человека, но выглядят они, скорее, как музейные экспонаты или античная утварь из курганов, уже не сохранившая тепла человеческого прикосновения. Игорь вернется сюда только летом, если доживет.
Юрий Клынцов, директор Тахтауловской школы: "Вони вiдвойовують певну територiю вiд нас, вiд села".
Но воевать против идеологических врагов нечем. Не имеют права бойцы самообороны выносить из дому оружие. Как-то раз охотникам пришлось столкнуться с браконьерами. Для Григория Калюжного эта встреча могла оказаться последней.
Григорий Калюжный, охотник: "Браконьєри стрiляють в нас, а ми нiчого не можемо зробити. Адже вiн порушує закон, а нам не можна навiть наставляти на нього зброю".
И, тем не менее, отряд остается формальной единицей. Тридцать его бойцов, казалось бы, гордятся тем, что они защищают спокойствие и образ жизни сограждан. Но на деле, кроме гордости, добровольцы не имею ничего - ни прав, ни поощрений, ни даже топлива для патрулирования села. По сей день защита жизни и имущества жителей села остается личным делом самих сельчан.
Валерий Шарапа, телефонист: "Бензина нет, поэтому самооборона пока что остается формальностью".
Природа не терпит пустоты. Кто-то предложит защитить спокойствие сограждан. И уставшие от бесконечной боязни сограждане согласятся на любое предложение. После Первой мировой войны, когда кризис охватил и Североамериканские Соединенные Штаты, жители южных штатов согласились с предложением куклуксклановцев создать добровольные дружины в помощь нуждавшимся в людях шерифам. Те согласились, а расисты получили возможность осуществлять реальную власть. Хотя бы на Юге, хотя бы на время... Но вот время прошло, и история повторилась.
Нехватка милиции на улицах городов соседней России вынудила блюстителей порядка набрать себе добровольных помощников из числа морально устойчивых граждан. В их числе оказались последователи русского фашиста Александра Баркашова. И вот в девяносто восьмом в качестве добровольной дружины на улицы Санкт-Петербурга и Воронежа вышли активисты Русского Национального Единства. Русские нацисты, отчаявшись завоевать хоть чуточку власти парламентским путем, нашли незанятое пустое место в несовершенной системе российской власти. Питерская милиция была очень довольна "баркашовцами" - ребята крепкие, спортивные, непьющие. За то, что имеют возможность потренироваться на хулиганах, денег не просят. К тому же, хулиганы их боялись, а страх для бывшего советского человека иногда заменяет уважение.
Валерий Шарапа, телефонист: "Якось боялися люди".
Анна Трируг, пенсионер: "Давали по спинi, так до них уваженiє було".
Григорий Калюжный, охотник: "Якщо будуть усi тiльки ворувати, то нiчого й буде охороняти".
Хитрющие сельские мужики и в то же время - неисправимые романтики. Еще ни разу за свою работу они не получили ничего, кроме одного только слова "спасибо". И нет им никакого смысла выходить на тропу войны с беспорядками, тем более, что скользкая она нынче, эта тропа. Возможно, где-то там, на недосягаемой, почти олимпийской высоте, областные вершители судеб успокаивают себя тем, что все в порядке в здешних селах, что преступность идет на убыль, а благосостояние народа неуклонно растет. Сегодня они еще считают себя на передовой. Завтра они скажут: "Все по домам. Война проиграна".