В "Совиарте" открылась выставка Давида Шарашидзе [ Редагувати ]
В столичной галерее "Совиарт" начала работу выставка киевского художника Давида Шарашидзе. В картинах последних лет автор демонстрирует верность излюбленному принципу: лучшим языком воспоминаний для него по-прежнему остается язык цвета.
Давид Шарашидзе - грузин, и этим сказано почти все. Чувство меры, чувство цвета, вкус к живописи и к жизни у него врожденные. В наследство от предков достался и аристократизм - особый талант с полувзгляда определять истинную цену людей и предметов. С годами пришла еще склонность к ностальгии, научив автора относиться к жизни так, словно ее ритм задают не встречи и находки, а потери и расставания. Кажется, именно эта склонность и сделала Давида Шарашидзе художником - перенести на полотно дорогие лица, города и предметы оказалось самым надежным способом уберечь их от тлена.
В картинах Давида Шарашидзе, и тех, что написаны несколько десятилетий назад, и тех, что созданы в самые последние годы (именно они и составили нынешнюю экспозицию), сольная партия, как правило, отдана цвету. Чтобы понять это, достаточно пробежать глазами по названиям выставленных работ - "Женщина в красном с веером", "Женщина у белого рояля", "Красное кресло", "Голубой забор". Даже там, где цвет не вынесен в заголовок, он все равно главенствует. При желании можно представить себе, как из любой композиции исчезнут контуры предметов, но не их цвета, ведь именно цвет у автора и служит основой композиции.
По большому счету, ему и не нужны контуры: сам цвет, а не рояль, платье или забор на его картинах воздушен, угловат и тяжеловесен. Рядом с этими работами вспоминать в очередной раз о грузинских корнях, о родстве с традицией Нико Пиросмани или Ладо Гудиашвили, право, как-то неловко. Так же неловко, как пускаться в разглагольствования об общей тяге наивного искусства к слишком откровенным цветовым экспериментам. В любом случае у колористических фантазий Давида Шарашидзе своя философия: слишком насыщенный, неправдоподобно реальный цвет словно бы компенсирует хрупкость, призрачность всех этих дам и роялей, шляпок и шпицов, оставшихся в далеком прошлом. Формула бессмертия от Давида Шарашидзе: от человека в памяти близких остается только цвет. Поэтому если хочешь кого-нибудь вспомнить - всматривайся в цвета: они расскажут об истории больше, чем легенды или летописи.
Собственная биография художника зашифрована, конечно, в белом. Это цвет Тбилиси, цвет музыки, цвет самых загадочных женщин, увиденных в детстве. Белый, кажется, еще и потому так дорог ему, что передать этот цвет на самом деле невозможно - чтобы белый рояль или белый город стали видны на полотне, они должны получиться кремовыми, розовыми, зеленоватыми, но никак не белыми. Это почти как рассказывать сны или пытаться записать отрывочные детские воспоминания: стоит перевести картинку в слова, и она перестанет быть собой.
У работ Давида Шарашидзе есть еще одно чрезвычайно редкое качество - его живопись обладает собственным чувством юмора. Любые потуги на пафос автор умеет пресекать одной-единственной снижающей деталью. Стоит ему изобразить пышное кресло Наполеона, как рядом немедленно возникает маленькая некрашеная скамеечка. На зазнавшейся пунцовой телефонной будке красуется королевская корона. А рядом еще более уморительная сцена: две будки-соперницы, как армады двух государств, насупившись, смотрят друг на друга, словно предлагают помериться силами - чья корона окажется более долговечной. По Давиду Шарашидзе выходит, что побеждает в истории вовсе не самый сильный. Скорее тот, кто умеет, ценя чужую хрупкость, защитить себя от потерь.
Богдана Галка
