Сергей Лойко: адреналин - основная пища киборгов из аэропорта Донецка [ Редагувати ]

Корреспондент Лос-Анжелес Таймс Сергей Лойко пробыл в аэропорту Донецка 4 дня.
Это была его 25 командировка на войну. Среди всех военных конфликтов этот он называет бессмысленным.
Журналист проникся духом братства и патриотизма, который царит в аэропорту.
При этом сам он ни за что не согласился бы взяться за оружие, ведь для этого ему пришлось бы бросить фотоаппарат.
- Как вы попали в аэропорт Донецка?
- Мне помогла продюсер Виктория Бутенко, она самый профессиональный профессионал.
Я приехал в Пески, встретился с Правым сектором, у Правого сектора своей брони не было.
Они меня отвели в 79 бригаду, я поговорил с руководством 79 бригады, им понравился набор тезисов, которым я оперировал.
Они посадили меня в бронетранспортер, и я оказался в аэропорту. Там я пробыл 4 дня.
- Расскажите о быте солдат.
- Да какой там быт!
Как сказал мне один солдат, поскольку они там берегут питьевую воду, она там так же дорога, как и боеприпасы, поэтому один мне ответил на вопрос "где вы здесь моетесь?" так: "Сережа, в аэропорту не моются, в аэропорту чешутся. Моются те, кто ленится чесаться".
Вот такие бытовые условия, страшные.
Нельзя сказать, что я там ел и спать. Ел - это нельзя назвать едой, и спал – это нельзя назвать сном.
Питался адреналином, это, впрочем, основная пища защитников аэропорта. Аэропорт состоит из конструкции, там два терминала, абсолютно простреливаемых, там нет ни одного места.
Там есть генераторы, которые питают батарейки для телефонов, для раций и фонариков. Но там тьма стоит внутри и днем, и ночью.
Ночью выключается все, никакие фонарики, ничем нельзя пользоваться, потому что все простреливается, и снайперы вообще стреляют на третью затяжку.
- Что вас больше всего поразило в аэропорту?
- Я наблюдал там массу абсолютно героических эпизодов. Например, был такой: "Давайте отправим танкиста домой", как я его назвал в своей статье.
Был украинский танк, он сгорел. Из него выбежали три танкиста, они погибли, снайпер их убил.
Двух танкистов подобрали и отвезли домой, а третий танкист был взорван миной, которая упала, и его не смогли подобрать.
А там взлетное поле завалено хламом, ящиками от боеприпасов, боеприпасами, снарядами, черт знает чем.
В общем, выходить туда смертельно опасно.
И однажды, когда грузили транспорт, один из бойцов увидел кусок бедра этого танкиста, и он сказал, что вот этот танкист, давайте отправим его домой.
И командир сказал: "Да, это благородное решение. Но, ребята, чтобы отправить мертвого человека домой, мы должны рисковать своими жизнями. Кто на это пойдет?"
И все подняли руки. И тогда два молодых парня, Миша и Славик, замечательные интеллигентные ребята, первыми побежали к эти окнам разбитым.
Когда подъехал транспорт, они побежали на взлетное поле, и пока все грузили транспорт под обстрелом, эти ребята положили свое оружие, и под обстрелом, нашли ящик от патронов, положили в него этот кусок танкиста, закрыли этот ящик, под обстрелом привязали его проволокой к бронетранспортеру и потом только схватились за оружие.
30 секунд с лишним они рисковали жизнью, чтобы отправить домой мертвого товарища, которого они даже не знали лично.
Я был там, рядом с ними снимал, и при мне несколько пуль, просто нам всем повезло, попали в этот ящик, там щепки из него летели.
И они свистели там вокруг и над головой, это был просто ад.
И эти ребята они знали, на что они идут, и когда я спросил, уже в безопасном месте: "Славик, а зачем ты это сделал?"
Он ответил: "Я сделал так, потому что кто-то другой это сделает так со мной, я не останусь там лежать, и меня не будут есть собаки".
- Какие отношения между солдатами?
Там удивительное отношение братства. Там нет этого офицерского хамства.
Больше половины людей были офицеры, и не было никакой разницы между офицерами и рядовыми.
Каждый подставлял друг-другу плечо, каждый друг-другу помогал, и они все были на ты. Там было 4 поколения людей: 20-ти и 18-летние ребята, 30-летние, 40-летние.
Я видел сцену, когда минер, майор, кадровый военный Валерий Рудь, устанавливал какую-то мину, там, в проходе, где эти орки могли подойти.
В этот момент начался бой. Он увидел, как молодой мальчишка из "Правого сектора" из очень неудобной позиции стреляет с пулемета, и он понял, что его вот-вот убьют, над ним уже пули били.
Он подбежал к нему, оттащил его в сторону, и сказал: "Отойди, это моя война". Взял у него из рук пулемет и стал продолжать бой уже из другой позиции.
И этот мальчик сидел и с восторгом на него смотрел.
Я встретился с молодым парнем, Сергей Халан, студент журфака из Черкасс. Я его спросил: "Зачем ты сюда приехал?".
Он сказал: "Я приехал не потому, что здесь нужно защищать что-то, я в этом не уверен, но я хочу просто кого-то заменить.
Потому что если я кого-то не заменю, то кто-то останется и кого-то убьют.
А он потом спасет меня, или кого-то другого. И если мы так будем друг к другу относиться, то мы выживем". Приехал просто, чтобы спасти незнакомого товарища!
Они все воодушевлены тем, что они делают. Они понимают, что бессмысленно защищать это разрушенное здание.
Им всем говорят: "Ребята, аэропорт – это не осажденная крепость не потому, что она не осажденная, а потому что это не крепость. Так что имейте это ввиду, и ничто вас здесь не спасет. Единственная защита для вас – это друг".
- Вы видели много войн, а чем эта отличается от других?
- Это была моя 25 командировка на войну. Эта война отличается тем, что для нее не было никаких причин. Они все выдуманные.
Они все построены на лжи, распространяемой российским телевидением. Никакой причины не было для того, чтобы люди убивали людей.
Это просто театр абсурда. И сейчас это одна из самых эпических для меня войн, это как во "Властелине колец" Толкиена, где я вижу как добро борется со злом. И я вижу здесь чистое добро с чистым злом.
Нет здесь неправых с этой стороны, эти ребята защищают независимость своей страны, и они защищают так, как могут.
Говорят: "Вот, они там что-то бомбят!". Я был в Грозном в 95 году и в 2000-ом году, и оба раза Грозный, российский город, был стерт с лица земли.
Здесь Донецк стоит, Славянск стоит, ни одного города не было полностью разрушено. Если бы хотела украинская армия, она бы уже давно все стерла с лица земли, как это было сделано в России, но они же этого не делают.
- Похоже, вы прониклись боевым духом, или, как вы говорите, романтикой войны, а у вас не было мысли ввязаться в битву на какой-либо из сторон?
- Да вы что, я не имею права этого делать! Тогда я должен уйти из журналистики. Я сочувствую людям, я не сочувствую политике.