"Еврейский синдром" советской пропаганды [ Редагувати ]

О евреях пишут все, но только Солженицын - так, что всех задевает. Уже книги - этакий "еврейский ответ Солженицыну" - выходят. Валерий Каджая остановился лишь на одном эпизоде второго тома книги Солженицына "Двести лет вместе" - главе, посвященной Великой Отечественной войне. Печатается с сокращениями.

Бесстрастные цифры свидетельствуют, что евреи на фронте присутствовали в той же пропорции к общей численности еврейского населения, что и представители остальных национальностей СССР в пропорции к своим народам. И воевали не хуже других. И тем не менее антисемитизм, если верить Солженицыну, на фронте имел место быть. И причину новоиспеченный историк видит в том, что на передовой евреев было значительно меньше, чем во 2-м и 3-м эшелонах фронта: "...и всякому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой". Термин "наглядно" к историческому инструментарию не относится ни с какого боку. Это чисто писательский эмоциональный взгляд, который всегда субъективен. Объективны же только цифры и факты.

Тайная политика Сталина

Противореча самому себе, Солженицын чуть ли не в следующем абзаце приводит данные исследования, опубликованные в 1975 году о национальном составе двухсот стрелковых дивизий с 1 января 1943 года по 1 января 1944 года: "В этих дивизиях на указанные даты евреи составляли соответственно - 1,50% и 1,28%, при доле в населении 1,78% (на 1939 г.), - и лишь к середине 1944-го, когда армия стала пополняться за счет населения освобожденных областей, доля евреев упала до 1,14%: почти все евреи там были уничтожены". Но и здесь Солженицын умудряется передернуть исходные данные: принято ведь исчислять не от количества населения, а от призыва. Доля же евреев в общем призыве составляла 1,3 процента, так что в стрелковых дивизиях их было даже "гуще", чем других национальностей. А что такое "стрелковая дивизия"? Это и есть пехота-матушка, то самое "пушечное мясо", которое перемалывалось на передовой.

Все евреи-фронтовики, с которыми мне удалось беседовать, в один голос утверждают, что в отношении себя со стороны однополчан они никогда, ни в чем и никакого недоброжелательства не ощущали. На фронте, на передовой никто не обращал внимания, кто ты - еврей, грузин, татарин, русский и т.д., - главное, как ты воюешь. Евреи воевали хорошо, храбро, поэтому никаких претензий к ним не было.

Зато в глубоком тылу антисемитизм действительно борзел и смердел. Я имею в виду не тот бытовой, который получил распространение в Сибири, Казахстане, в Средней Азии, чего раньше там никогда не наблюдалось. Но это и ежику понятно: до войны евреев в тех краях было раз-два и обчелся. Но с первых же дней немецкого нашествия туда хлынул поток эвакуированных и беженцев, именно туда перебазировали с оккупированных территорий, а также из зоны риска почти все оборонные и важные для народного хозяйства предприятия, там же сосредоточились и большинство госпиталей, НИИ и КБ. А в этих учреждениях, особенно на заводах, среди технической интеллигенции евреев было значительно больше, чем рабочих, врачей в госпиталях - больше, чем медсестер и санитаров и т.д. И хотя такая пропорция сложилась задолго до войны, но тогда она в глаза так не бросалась, ибо евреи были рассредоточены сравнительно равномерно по всей стране. А тут - собрались одним кагалом.

Но бытовой антисемитизм подогревался не столько этим, сколько совершенно иезуитской пропагандой, тон которой задавала Москва, точнее, Агитпроп ЦК КПСС. Писатель А.Степанов, автор широко известного романа "Порт-Артур", находившийся в эвакуации во Фрунзе, прислал в мае 1943-го главному редактору газеты "Красная звезда" Д. Ортенбергу, с которым был дружен, письмо, где, в частности, коснулся антисемитизма: "Демобилизованные из армии раненые являются главными его распространителями. Они открыто говорят, что евреи уклоняются от войны, сидят по тылам на тепленьких местечках и ведут настоящую погромную агитацию. Я был свидетелем, как евреев выгоняли из очередей, избивали даже женщин те же безногие калеки. Раненые в отпусках часто возглавляют такие хулиганские выходки. Со стороны милиции по отношению к таким проступкам проявляется преступная мягкость, граничащая с прямым попустительством".

Это писал русский человек, но с обостренной совестью и чувством справедливости. Ортенберг переправил письмо в ЦК и 30 июля был вызван к А.Щербакову, который занимал с 1942 года пост начальника Главного политического управления Советской армии - заместителя наркома обороны, одновременно начальника Совинформбюро, кандидата в члены Политбюро, 1-го секретаря МК и МГК и секретаря ЦК ВКП(б). Он сосредоточил в своих руках всю партийную пропагандистскую машину. Впрочем, других машин тогда и не было.

Александр Сергеевич вызвал Ортенберга вовсе не для того, чтобы обсуждать тревожное письмо Степанова. Он объявил ему... о смещении с поста главного редактора центральной армейской газеты "Красная звезда", который тот занимал с 30 июня 1941 года и пользовался огромным авторитетом и уважением в писательской военной среде.

Эту историю я целиком, слово в слово переписал из фундаментального труда Г.Костырченко "Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм". А.Солженицын хорошо знает эту книгу, а самого Геннадия Васильевича, доктора исторических наук, называет "тщательным исследователем "еврейской" политики Сталина". Четырежды ссылается Александр Исаевич на указанную книгу, но из этих ссылок неосведомленный читатель скорее сделает вывод об антисемитском настрое историка, чем об антисемитском духе тайной политики Сталина, активным проводником которой был Щербаков. Это от него в начале 1943 года пошла по фронтам негласная директива: "Награждать представителей всех национальностей, но евреев - ограниченно". Но об это позже.

Солженицын как верный сталинист

Даже о Бабьем Яре мы узнали через многие годы после окончания войны. Но об этом замалчивании у Солженицына - тоже ни слова. Коротенько, одним абзацем коснувшись чудовищного злодеяния в Киеве, Александр Исаевич многозначительно замечает: "Нельзя не напомнить здесь, что в нескольких километрах от Бабьего Яра и в те же месяцы, в огромном Дарницком лагере советских военнопленных погибли тоже десятки тысяч советских бойцов и офицеров, но мы не храним об этом должную память, а многим - и вовсе это неведомо. Как и - больше чем о двух миллионах погибших наших военнопленных за первые годы войны".

И это пишет человек, сам испытавший на себе всю чудовищность античеловеческого сталинского режима. Я ждал, что Солженицын объяснит читателям, почему все-таки советская пропаганда замалчивала факт тотального уничтожения евреев немцами, почему ни слова не было сказано про Бабий Яр после освобождения Киева, хотя о том, что в овраге лежат десятки тысяч расстрелянных евреев: женщин, стариков, детей - всех, кого загребла нацистская машина уничтожения, - знал весь город. Почему молчали официальные органы? Вместо ответа Солженицын бубнит про дарницких военнопленных. Да кто спорит о том, что о них тоже надо хранить должную память? Но ведь трагедию Дарницкого лагеря и остальных двух миллионов советских военнопленных, точно так же, как и трагедию Бабьего Яра и двух миллионов мирных советских евреев, уничтоженных немцами, - сталинская пропаганда замалчивала одинаково!!! Почему? Дай ответ, Александр Исаич! Не дает ответа...

И думается мне, судьба сыграла злую шутку с Солженицыным, как с людьми, у которых от рождения перепутан пол: должен был родиться женщиной, а родился мужчиной или наоборот, и мается всю жизнь. Ведь если поразмышлять, самое место Солженицыну командовать во время войны не звуковой батареей, а "большевицким" Агитпропом, он бы далеко обошел Щербакова. Собственно, сегодняшние рассуждения Солженицына о месте и роли евреев в прошедшей войне - это зеркальное отражение сталинской политики, твердо проводимой в жизнь его главным идеологом. Никакого Холокоста не было - все народы оккупированной территории СССР страдали одинаково. Никаких военнопленных не было - были трусы и предатели, погибли - так им и надо. И далее в том же духе.

Неужели Солженицын не понимает, что, если бы даже не в полную меру, а хотя в половину освещалась советскими СМИ трагедия мирного еврейского населения, отношение к эвакуированным евреям было бы значительно сочувственнее? Если бы в газетах, журналах, в радиопередачах, в документальном кино отражалось - тоже хотя бы вполовину, - как евреи сражаются на передовой, разве возникали бы разговоры о том, что они отсиживаются в тылу, всячески увиливая от фронта? Перелистайте подшивки военных лет любой из центральных газет, будь то "Правда", "Известия", "Красная звезда", "Комсомолка", - вы не найдете там ни одного очерка о Герое-еврее, хотя таковые появились буквально с первых же дней войны, когда награждали вообще очень скупо, а Герои и вовсе были наперечет. Ну а к 43-му, когда евреи по числу боевых наград "неприлично" выдвинулись вперед, пришлось принимать срочные меры, вроде упомянутой выше "директивы", означавшей не что иное, как завуалированную "процентную норму".

...Вспомним, как скрупулезно оцифиривает Солженицын генералов-евреев медицинской службы - аж целых 26! А сколько генералов-медиков было всего в Красной Армии? И что плохого в том, что "среди военных медиков было множество евреев, врачей, медсестер, санитаров". И ничего Солженицын не говорит о том, что в Красной Армии был самый высокий процент - около 80 - возвращения раненых в строй! Скольких русских и бойцов других национальностей вернули к жизни евреи-врачи! Спросить бы этих бойцов, что бы они предпочли: умереть в бою от ран рядом с таким же раненым бойцом-евреем или быть возвращенным к жизни евреем-врачом?

Еще Солженицын называет цифру генералов ветеринарной службы (9) и инженерных войск (33). С точки зрения обывательской ветеринарная служба в армии - это тоже нечто такое, второстепенное. И инженерные войска - это вам не бронетанковые или военно-воздушные... И Солженицын угодливо потрафляет обывателю, не замечая, что сам превращается в оного. Но допустим, что инженерные войска на войне есть нечто вспомогательное, хотя на самом деле именно они закладывают удачный исход любой операции. Это саперы, строители переправ и гатей на передовой и т.д. - самая опасная профессия на фронте. Солженицын, который ни дня не провел на передовой, имеет об этом достаточно смутное представление, поэтому и попали у него инженерные войска в один ряд с ветеринарной службой, хотя и без нее тоже не обойтись, но совсем непонятно, почему Солженицын не продолжил далее этот цифирный ряд евреев-генералов. Продолжим его мы: общевойсковых генералов - 92, генералов авиации - 26, генералов артиллерии - 33, генералов танковых войск - 24, генералов войск связи - 7, генералов технических войск - 5, генералов инженерно-авиационной службы - 18, генералов инженерно-артиллерийской службы - 15, генералов инженерно-танковой службы - 9, генералов инженерно-технической службы - 34, генералов интендантской службы - 8, генералов юстиции - 6, адмиралов-инженеров - 6219 из них (71,8 процента) принимали непосредственное участие в боевых действиях, 38 - погибло.

Эти данные будут интересны как обывателю, так и любому непредвзятому человеку. Что же касается Солженицына - он все это отлично знает, но умалчивает. Почему? Вопрос, думаю, согласитесь со мной, совершенно риторический...

Но если газетам можно было запретить писать о том, как храбро воюют евреи, то запретить самим евреям воевать храбро не мог никакой Агитпроп и даже сам Верховный главнокомандующий. И тогда вступала в действие та самая негласная директива Щербакова. О том, что она существовала, доказывают опять же Большие числа.

Логика Больших чисел

Бьюсь об заклад, что если сегодня провести социологическое исследование, то, самое большое, один человек на 100000 - да, да, на 100000 опрошенных - ответит положительно, повторил ли хоть один еврей подвиг Александра Матросова. Более чем уверен, что аналогичный результат социологи получили бы и в 1945 году, сразу по окончании войны. Впрочем, тогда социологии, как и секса, в СССР не существовало: первая считалась буржуазной наукой, второй - буржуазным пережитком. И тем не менее: подвиг Матросова за годы войны повторили четыре еврея, причем рядовой Абрам Левин лег грудью на амбразуру за год до Матросова, 22 февраля 1942-го, при освобождении Калининской области (был награжден орденом Отечественной войны I степени посмертно... через 15 лет), а сержант Товье Райз умудрился остаться в живых, хотя и получил 18 ранений, - чем не еврейское счастье? - был награжден орденом Славы 3-й степени.

Подвиг Николая Гастелло повторили 14 летчиков-евреев. Звание Героя присвоили только двоим, да и то Шику Абрамовичу Кордонскому лишь в 1990 (!) году, хотя свидетелями его подвига 28 сентября 1943 года была вся эскадрилья. Четыре летчика-еврея совершили воздушный таран - Героя не дали ни одному. Напомню, что Виктору Талалихину, таранившему немецкий самолет в небе под Москвой 7 августа 1941 года, звание Героя было присвоено буквально на следующий же день!

Свой первый вылет стрелок-радист пикирующего бомбардировщика Натан Стратиевский совершил 23 июня 1941 года, последний - 16 апреля 1945-го. Указом от 23 февраля 1945 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. К этому времени он имел на своем счету 238 боевых вылетов плюс 10 сбитых самолетов. С 1943 года официальная норма членам экипажа ПЕ-2 для получения Героя была установлена в 150 боевых вылетов, даже если стрелок и не сбил ни одного самолета - там главное было, чтоб свой бомбардировщик не сбили.

И если бы Стратиевский был исключением... То, что его случай - обычная практика, подтверждает ярко и очевидно, и в то же время горько и обидно, совершенно уникальная судьба партизанского командира Евгения Волянского (Хаима Коренцвита). Он как минимум должен быть трижды Героем Советского Союза, но не получил ни одной Золотой звезды, только Красные. Первый раз его представил к высшей награде прославленный командир соединения украинских партизан Яков Мельник, у которого он возглавлял разведку. Евгений организовал десятки диверсий, в том числе и на железных дорогах, а весной 43-го вдвоем (!) с помощником взорвал немецкий бронепоезд, идущий к фронту - первая Красная звезда.

Благодаря смелости и находчивости Евгения соединение Мельника трижды без потерь выходило из плотного окружения немцев. В сентябре 1944-го, одетый в форму немецкого майора (Евгений чисто говорил по-немецки), он проник в штаб пехотной дивизии, вошел в домик командира-генерала, приставил к его боку пистолет и сказал по-немецки: "Моя жизнь ничего не стоит. Если пикнете - убью. Идите к своей машине". И на генеральском же "Хорьхе" Волянский привез командира дивизии (!!!) в расположение партизан. Снова представление к званию Героя, и снова - Красная звезда.

С 29 августа 1944 года отважный командир - в Словакии, и уже 9 сентября еврей Коренцвит возглавил 2-ю Чехословацкую партизанскую бригаду "За свободу славян": ну прямо как будто специально для плаката, очерка или фильма на тему "Дружба народов". В сентябре и октябре бригада уничтожила немецкие гарнизоны в шести словацких городах. В начале 45-го, когда Словацкое восстание было подавлено, Волянский вывел бригаду из окружения "по-суворовски": по снежным горным тропам, обморозив при этом себе обе ступни. Спустившись с гор, как снег на голову, партизаны выбили немцев из города Валовец и здесь соединились с Чехословацким корпусом генерала Свободы. На этот раз сам Свобода ходатайствовал о присуждении Волянскому звания Героя. Но - снова Красная звезда.

Перейти заснеженные Татры и выбить немцев из Валовца оказалось куда легче, чем "выбить" из начальника Центрального штаба партизанского движения СССР, 1-го секретаря ЦК КП Белоруссии П.Пономаренко Золотую Звезду Героя для еврея. Сам Пантелей Кондратьич лично против Волянского-Коренцвита ничего не имел, он даже не был с ним знаком. Но и Центральный штаб, как и штаб партизанского движения Украины, оба были также и настоящими штабами антисемитизма. Не только Коренцвит - ни один из евреев - командиров отрядов, ни один рядовой партизан-еврей не стал Героем, хотя были среди них вполне заслужившие звание. Но уж если им не стал Коренцвит, трижды заслуживший это звание, то что говорить об остальных... Впрочем, вру. Один таки стал Героем - Исайя Казинец, секретарь Минского подпольного горкома партии. Указ о присвоении высокого звания был издан... в мае 1965 года.

"Я вас прикрою"

По заданию самого командующего армией генерал-полковника К.Москаленко, который лично напутствовал взвод, разведчики ночью 22 сентября 1943 года переплыли на лодке Днепр, обнаружили на западном берегу минометную батарею и батарею легких орудий - теперь предстояло вернуться к своим с ценнейшими сведениями, чтобы артиллерия подавила опорный пункт немцев перед форсированием Днепра. Но у берега разведчиков заметили немецкие часовые и открыли огонь. "Плывите, я вас прикрою", - крикнул товарищам Григорий. Полчаса удерживал атаки немцев Гарфункин, пока его товарищи не добрались до своего берега, - он это понял потому, что наша артиллерия стала бить по обнаруженным разведвзводом батареям. Тогда Григорий бросился сам в холодную воду, но переплыть Днепр ему было не суждено.Генерал Москаленко высоко оценил подвиг разведчика. По его представлению рядовому Григорию Соломоновичу Гарфункину посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. И это тоже характерно. Если "паркетные генералы" вроде Пономаренко или Щербакова руководили войной из кремлевских кабинетов, то Москаленко и его прославленные боевые коллеги знали войну в лицо, знали и цену подвига. Когда Жукову доложили, что командир 164-го стрелкового полка Наум Пейсаховский тяжело ранен и находится при смерти, Георгий Константинович тут же приехал к Рейхстагу, над куполом которого уже трепыхало знамя Победы.

Но Москаленко, Жуков и другие военачальники не могли опекать каждого еврея - дел куда поважнее и без них было навалом. А практика сложилась такая, что за один и тот же подвиг еврею давали награду всегда рангом или двумя поменьше той, которой удостаивался славянин. Положение стало настолько нетерпимым, что даже близкий к придворным кругам и лично к тов. Сталину Илья Эренбург (возможно, как раз в силу своей личной близости) осмелился сказать вслух то, что на фронте знал, видел и понимал каждый, если только, как Солженицын, в силу своей зашоренности и заидеологизированности не хотел этого и не знать, и не видеть, и не понимать. На 2-м пленуме ЕАК в марте 1943 года Эренбург выступил с большой речью. Приведу из нее отрывок, в котором заключена квинтэссенция наболевшей проблемы: "Вы все, наверное, слышали о евреях, которых "не видно на передовой". Многие из тех, кто воевал, не чувствовали до определенного времени, что они евреи. Они почувствовали лишь тогда, когда стали получать от эвакуированных в тыл родных и близких письма, в которых выражалось недоумение по поводу распространяющихся разговоров о том, что евреев не видно на фронте, что евреи не воюют. И вот еврейского бойца, перечитывающего такие письма в блиндаже или в окопе, охватывает беспокойство не за себя, а за своих родных, которые несут незаслуженные обиды и оскорбления.

Для того чтобы евреи-бойцы и командиры могли и дальше спокойно делать свое дело, мы обязаны рассказать о том, как евреи воюют на фронте. Не для хвастовства, а в интересах нашего общего дела - чем скорее уничтожить фашизм. Для этой цели мы обязаны создать книгу и в ней убедительно рассказать об участии евреев в войне..."

Выступление Эренбурга было напечатано в газете "Эйникайт", издававшейся на идише, который половина евреев забыла, а половина вообще не знала. Никакой книги, конечно же, никто не издал. Хотя, если верить Солженицыну, "Илье Эренбургу, еще и другим, например, журналисту Кригеру, дано было "добро" сквозь всю войну поддерживать и распалять ненависть к немцам. Эренбург отгремел главным трубадуром всей той войны, утверждая, что "немец по природе своей зверь".

Солженицын как-то запамятовал, что Эренбургу принадлежал также и прямо-таки людоедский лозунг: "Убей немца!" Надо сказать, действовал он на фронте куда сильнее, чем официальный "За Родину, за Сталина!", потому что был ближе и понятней сердцу солдата, видевшего, что творили немцы. Не фашисты, не гитлеровцы, а именно немцы. Неужели и этого не понимает и не знает фронтовик Солженицын! До какой же степени ослепления можно дойти в своей неприязни к евреям! Но тем не менее нельзя не согласися с Солженцыным, что "несмотря на примеры бесспорной храбрости.., широко рапространенное и в армии, и в тылу представление об уклонение евреев от участия в боевых частях. Это точка болевая, больная. Но если обходить больное - нечего браться и за книгу о совместно пройденных испытаниях ... Свидетельствую: да, среди солдат на фронте можно было такое услышать. И после войны - кто с этим не сталкивался? - осталось в массе славян тягостное ощущение, что наши евреи могли провести ту войну самоотверженней: что на передовой, в нижних чинах, евреи могли бы состаоять гуще... Проще всего сказать (так и говорится), что это - русский антисемитизм... А попытаться бы разобраться, ведь полвека прошло," - справедливо призывает Нобелевский лауреат.

А кто помешал ему разобраться? Все верно и на счет "тягостного ощущения". но что сделал сам Солженицын, чтобы снять болевую точку? Но он сознательно обошел ее, и тем еще больше сгустил "тягостное ощущение". Тогда зачем было браться за книгу о совместно пройденных испытаниях.