Дмитрий Анопченко: перемен будет много (видео) [ Редагувати ]

Ведущий программы "Подробности недели" на телеканале "Интер" Дмитрий Анопченко рассказал о том, какие перемены произойдут в итоговой программе уже в ближайшее время, как поменяется  стиль ведущего и каким будет основной вектор развития флагманской программы.

Во время пресс-конференции на "АиФ" ведущий также рассказал о "Подробностях недели" за кадром: о самых смешных ситуациях, которые происходили во время прямого эфира и о своих переживаниях.Также Дмитрий Анопченко рассказал об особенностях работы заграницей, развитии журналистики в Украине, о своих увлечениях и хобби.

Недавно читала, что "Подробности" собираются менять стиль. Неужели новостийные программы меняются? Как часто? И какие "Подробности" нам теперь ожидать?

Можно начать с того, какие изменения будут происходить со мной. Нам очень повезло со стилистом - он разработал для меня 3-4 варианта образа. Мы отсняли все в студии - было очень смешно: от таких классических строгих костюмов-троек до мягких свитеров под пиджаки. В итоге остановились на костюмах теплых тонов. У меня даже внутренние ощущения изменились! Даже не думал, что внутренние ощущения от того, как ты внешне выглядишь, тоже меняются!

Меняется ведущий - ясно, что будет меняться и программа. Мне хочется  - и мы к этому идем, чтобы было больше эксклюзивности. В свое время, когда я вернулся из Штатов, у нас были очень хорошие отношения с американскими политиками. У нас были прямые телемосты из Конгресса, у нас был Маккейн, мы разговаривали с Бжезинским - это была большая удача, потому что это человек огромного уровня. Со временем мы это потеряли.

И вторая вещь - такой летний, теплый стиль, он даст немного динамики. Говорят, новости - классические, новости - может даже консервативная штука  в чем-то. А мне кажется, что итоговая программа уже не может быть такой, какой она была.  Помните, ведущий - "говорящая голова" - вспоминает события, которые были на неделе, в предыдущие семь дней.

Жизнь сейчас настолько динамичная, настолько яркая, настолько быстрая, что мне хочется эту динамику привнести в программу, а не просто рассказывать, что произошло в минувшие семь дней.

То есть, будет больше новостей, которые произошли сейчас?

Будет больше того, что происходит здесь и сейчас. Меня даже иногда критикуют за эту фразу - я часто ее повторяю в эфире, но невозможно просто рассказывать в эфире, что случилось за эти семь дней. Технологии сейчас позволяют установить камеру где угодно, в прямом эфире увидеть, что в эти секунды, в эти минуты происходит в любой точке мира. Мы будем больше этого использовать. Мне хочется, чтобы это не было большие "кирпичи", как мы называем на ТВ 7-8 минутные сюжеты. А чтобы было больше динамики в программе, даже не смотря на то, что программа - итоговая и казалось бы - серьезная.

Намечаются интересные гости?

Мы пробовали очень много разных вариантов. Вплоть до того, что когда-то мы были первой новостийной программой, которую мы заканчивали выступлениями артистов в студии. Программа идет два часа, поэтому мы можем себе это позволить. 

Та же самая Джамала когда-то была в нашей студии, и мы не просто говорила о Крыме, о ее творчестве, она еще и пела! У меня ведь еще большой американский бэкграунд за счет того, что я 5 лет жил и работал в Штатах. Там так делают - почему этого не может быть здесь?!  Так что перемен будет много. Программа будет ярче, программа будет динамичнее. Все секреты все равно не открою.

Вы сами менялись в своей жизни? Есть ли у вас такие вехи? Какие это были перемены?

Я очень легкий на подъем человек. К счастью. У меня даже друзья спрашивают - ну как ты так можешь?! Ты провел в воскресенье эфир - и ты там в одной роли, а в пять утра понедельника - ты уже абсолютно в  другой роли. Условно говоря - в роли корреспондента. Потому что в пять утра - стыковочной рейс,  нужно вылетать, чтобы в этот же день быть в Лос-Анджелес и освещать церемонию награждения премией "Оскар".

Я очень легко переключаюсь между ролью ведущего, когда ты руководишь всем процессом, когда ты задаешь вопросы, общаешься, - и ролью корреспондента, в которую  приходится иногда заныривать буквально на следующий день после эфира. И, когда ты уже стоишь с микрофоном, когда у тебя прямой эфир, и с тобой общается ведущий. А многие обижаются, что, уже достигнув чего-то, вдруг приходится уходить, на "вторые роли". Мне кажется, что в журналистике не бывает вторых ролей. Что если у тебя есть возможность как… (смеется) такой собаке-ищейке, где-то ухватить след и рассказать людям что-то интересное, то абсолютно не важно рассказываю я это в студии в прямом эфире, на прямом включении или сделаю сюжет.

Мне везло и не везло одновременно, что я был журналистом.  Потом жизнь меня забросила в лондонское бюро телеканала "Интера". Это был очень сложный период в моей жизни. Потому что это - первое зарубежье, когда живешь, а не путешествуешь, не пьешь пиво где-то в Лондоне, а действительно живешь. Это было сложно… Потом я вернулся ведущим утренних новостей, а потом - вечерних. Затем я опять уехал в Соединенные Штаты корреспондентом, а сейчас снова вернулся ведущим.

Жизнь так вот бросает, и уже как-то легче ко всему относишься. Я не обращаю внимания - искренне! - на статус, узнаваемость. Главное - что я делаю то, что мне нравится. То, что для меня важно.

Дмитрий, интервью с какими людьми, звездами, политиками вам запомнились больше всего и почему? Перед какими интервью больше всего волновались?

Вы знаете, наверное, это даже не звезды… даже не политики. Хотя в моей жизни были и красные дорожки: и лос-анджелесская, и каннская, и эксклюзивные интервью с первыми политиками, в том числе - и с мировыми политиками. Вот вы спросили, что запомнилось больше всего.

Мы были в Техасе, в тюрьме для приговоренных к смертной казни. Тюрьма, откуда уже никто и никогда не выйдет живым. Тюрьма, где вход только в одну сторону. Там был человек, который ждал смертную казнь более 20 лет. Он был не виноват.

Я говорил с журналистами, которые занимались его делом. Я говорил с местными журналистами, с юристами. Он был не виноват. Но знаете американскую систему - систему прецедентов: если оправдать одного, то все скажут "ок", и подадут прецедент - надо освобождать других.

Его пытались казнить три раза. Простите, может быть буду долго рассказывать… но это действительно история, которая меня затронула.

Там казнят так: тебя привязывают к топчану и в вену вгоняют первую иглу - это обезболивающее. Вторая - это смертельная инъекция. Его привезли на казнь, уложили, привязали. Пришел священник, прочитал молитву. Первая игла. И в момент, когда вгоняли вторую иглу, выяснилось, что они не успевают его казнить до заката солнца. По закону Техаса, человек должен быть казнен до заката солнца. Его отстегнули и увезли.

Его поздравляли, хлопали, говорили - Боже мой! Второе рождение! А он понимал, что еще несколько дней и увезут казнить опять.

Привезли казнить через несколько дней. В этот момент адвокат подал апелляцию и в процессе казни, когда он опять уже попрощался с жизнью, когда был священник, когда было все на свете - позвонили из офиса губернатора и сказали, что губернатор принял апелляцию его адвоката. Его освободили еще раз, его опять увезли в эту камеру. Он ждет третьей казни, ждет до сих пор. Рассматривается его дело. Все понимают, что дело шито белыми нитками. Местная пресса узнала, что окружное прокурор, который вел его дело, спал, простите, с судьей, которая выносила приговор. В Штатах тоже такое бывает.

Его никто не освобождает. Мы сидели, мы говорили, как с вами, но между нами было непроницаемое стекло. У меня телефонная трубка, у него телефонная трубка. И человек говорит: "Вы знаете, 20 лет - все кого я знаю, они уходят в другой мир. И я понимаю, что меня никогда не освободят".

У него было одно свидание в полгода. И это свидание он потратил на наше интервью. И в момент когда он приложил руку к стеклу и я приложил руку к стеклу - и мы так дистанционно пожали друг другу руки, прижавшись ладонями…  Я до сих пор помню эти эмоции, эти мурашки, когда ты понимаешь, что человек пережил такое… причем - ни за что!

Наверное, если мы говорим об какой истории об интервью,  которая запомнилась больше всего - это даже не звезды, не артисты. Хотя было и это, -  но все это было весело, радостно, легко. А вот когда понимаешь, что людям доводится пережить такие тяжелые моменты... Вот это запомнилось надолго.

А волновались больше перед каким интервью?

Я научился не волноваться. Удивляюсь, почему волнуются гости, даже большие политики, которые приходят в студию. Наверное, это есть во мне. Просто я вырос в Одессе. Там были детские программы на одесской студии телевидения. Мне было лет пять, когда я провел свою первую программу. И тогда это была игра. Ты же никогда не думаешь в том возрасте, сколько зрителей на тебя смотрят, осуждают ли твой пиджак или рубашку, то, как ты говоришь и стыдно ли тебе за то, что ты где-то оговорился или неверно высказал свою мысль. Для меня это была игра тогда, и возможно, благодаря этому ТВ осталось - ну, не игрой, но любимым занятием на всю жизнь. Так что не волнуюсь совсем. Просто отстраняешься от волнения - и выполняешь свою работу.

Случались ли с вами казусы в прямом эфире?

Прямой эфир - это место, где происходит все, что угодно, и ничего исправить нельзя.

Наверное , самое смешное…  Вот сейчас, когда мы ведем программу - мы ведем ее стоя, зрители, которые смотрят "Подробности недели" знают: я - стоя, гости - стоя. Небольшая стоечка. А раньше был большой стол. Присаживаешься, сидишь. Буквально, наверное, секунд 30 до эфира. В служебный монитор в соседней комнате гример видит, что у меня замялась рубашка.

Периодически, минуты за 3-4 до эфира - абсолютно нормально, что девочки заходят, одергивают, поправляют. Любую складку - видно. Я спокойно к этому отношусь, но они все максималисты. Каждый делает свою работу - я это ценю, это классно. Вот. Девочка забегает поправить мне рубашку и в этот момент режиссер сверху рявкает: "Шапка заканчивается!". А выбежать она не успевала. Единственное, что она сделала - это присела под стол, чтобы ее не было видно, и уткнулась мне в колени.  Такие ощущения… когда ты ведешь прямой эфир, а еще было много коротких информаций, и я все время в кадре. Если бы был длинный сюжет, она бы просто по-пластунски отползла. Минут 5 она у меня сидела. Причем последние несколько минут она просто мелко вздрагивала - ей было безумно страшно, безумно стыдно, а мне - смешно. Вот реально - мне смешно, у меня серьезная информация, надо держать лицо, как-то серьезно общаться со зрителями, а просто хочется истерически хохотать.

И как потом она вышла из кадра?

Начался сюжет, она отползла. Причем, отползла практически на полусогнутых, при том, что когда идет сюжет, уже и камеры выключены, и звука нет, микрофон закрыт. Ее отпаивали в гримерке каким-то чаем, кофе, и, честно говоря, подумали, что я очень сильно разозлюсь, обижусь и так далее. Но это история, которую я вспоминаю уже спустя годы, как одну из самых смешных, которая только была во время прямого эфира.

Говорят, что журналисты всегда остаются журналистами - даже в свободное от работы время. В отпуске или дома. Были ли у вас какие-то ситуации, когда журналистский материал возникал сам по себе из-за того, что вы становились свидетелем какого-то происшествия или случалось встретиться с каким-то интересным человеком?

То, что журналисты всегда остаются журналистами - это абсолютная правда. Кто-то скажет, что это так повезло по жизни, кто-то, глядя свысока, что это - профессиональная деформация. Но действительно, я знаю, что очень легко схожусь с людьми, мне очень везет. Я знаю по себе, что даже когда я не в режиме работы, - когда мне нужно быстренько организовать интервью, уговорить человека, - а просто в режиме отдыха, то люди как-то легко раскрываются, на раз!

Расскажу историю. Я начал работу в Лондоне, прилетел буквально на несколько дней. Это была моя первая зарубежная командировка. Длинная, большая. Мне позвонили из редакции и сказали, что нужно записать интервью с Борисом Березовским. Я говорю: "Где я, а где Борис Березовский! Ну, серьезно!" Мне отвечают - "Звони, договаривайся". Я звоню в пресс-службу, мне говорят: "Борис Абрамович интервью не дает. Можете больше не звонить". А я понимаю - вот я приехал в новую страну, где должен показать, что я - могу! Я просто зубами должен выгрызть этого героя, это интервью, но оно у меня будет. Я звоню друзьям в украинскую службу ВВС и говорю: "Ну, хлопці, рятуйте! Мені потрібен хоч якійсь контакт. Ну, хоч через треті руки, хоч когось!". Мне дают номер. Я спрашиваю - чей номер? Они говорят: "Слушай, мы зашли в русскую службу, так как мы с ним никогда не общались, а в русской службе у кого-то на столе лежал большой блокнот и кто-то брал сегодня интервью по поводу дела Литвиненко. Там написан какой-то номер. Звони, представляйся, ищи контакты. И может тебя через какие-то третьи руки, человек через человека, из рук в руки - как-то передадут".

Я набираю номер. Мне отвечают: "Алло". Я говорю: "Здравствуйте, это Дмитрий Анопченко, я звоню с "Интера". Хочу назначить интервью с Борисом Абрамовичем". Мне в ответ: "Это Борис Абрамович, я вас слушаю". У меня - пауза. У него пауза. И тут он на каких-то эмоциях, видимо его до этого кто-то достал, начинает раздраженно кричать: "Что вы мне вообще звоните?! И вообще вы мне звоните на мобильный! И я еду в машине! И вообще - где вы взяли мой телефон?!". И я понимаю, что у меня - момент истины. Вот человек сейчас может повесить трубку - и рассказывать ему, что я с "Интера", что мне помогли найти его номер на ВВС - да он решит, что я из ФСБ! И тут я вспоминаю, что я из Одессы. Это меня иногда выручает. Я подхватываю его интонацию и говорю: "Борис Абрамович, я вообще из Одессы. Вы шо думаете, в Одессе не знают, как вам позвонить?". Пауза. И потом - дикий  смех с той стороны трубки. И тут же человек поменялся: "А шо вы с Одессы хотите?". "Я хочу с вами поговорить, ну, шо вы думаете?". "Ну, приходите завтра в два". Кладу трубку. Звоню его пресс-секретарю, который меня послал буквально несколько часов назад. "Ну, Дмитрий, ну что вы опять звоните? Борис Абрамович не дает интервью". Я говорю: "Подождите. Я звоню сказать, что я у вас завтра буду в два". "А что вы у нас будете делать в два?". "Мне шеф назначил". "Какой шеф?". "Ваш".

Поэтому когда спрашивают, остается ли журналист всегда журналистом, и когда меня спрашивают начинающие журналисты - а что нас может сделать успешными? - это умение общаться с людьми и умение не теряться. Вот, как в случае с Борисом Абрамовичем. Очень светло его вспоминаю с тех пор благодаря этой истории. Царствие ему Небесное.

Как вы проводите свободное врем, выходные, есть ли у вас хобби?

Правильнее было бы спросить, - есть ли у Вас выходные? (смеется) Наша программа выходит в воскресенье. Это значит, что суббота - очень сложный день, мы готовим программу. Это значит, что воскресенье - мега сложный день или очень-очень-очень сложный день. Когда нужно прийти пораньше, проконтролировать всё и всех, написать тексты, согласовать последний раз вопросы для героев, и когда, - самое главное! - проходит эфир. Понедельник - единственный выходной, который есть у всей редакции. Со вторника мы опять пашем. Да, да мы во вторник уже планируем сюжеты, запускаем их и так далее. Мы когда-то разговорились с кем-то из приятелей, и мне говорят: "Боже, какая чудесная у тебя работа! Ты работаешь раз в неделю". Я говорю: "Да, работаю раз в неделю вечером в воскресенье 2 часа. Слушай, позавидуй мне".

А что касается хобби, то в моей жизни сейчас очень много спорта.  Безумно этому рад. Я вернулся из Соединённых Штатов, где много пахал, и у меня не было особо времени,  и подумал - что я могу изменить в своей жизни? Вот новый этап, связанный с новой работой, новой позицией, новой загрузкой. Я сказал себе, окей, в моей жизни будет много спорта. У меня сейчас шесть тренировок в неделю. Каждое утро - спортзал, три бассейна, когда мы гоняем несколько километров и просто тренер, который очень-очень жесткий. Мы поставили три стиля плаванья. Сквош, который я открыл для себя. Раньше я достаточно хорошо играл в теннис, а сейчас еще открыл сквош. Тренажерный зал. Поэтому я безумно счастлив, что я взял себя в руки, и действительно горжусь собой - что каждое утро начинается в спортзале.

Тренажерный зал - это просто тренажеры или какой-то новомодный вид тренировок?

У меня очень хороший тренер. Знаете,  когда мы говорим о том, что журналисты остаются журналистами… Журналисты очень быстро загораются и очень быстро остывают, к сожалению, есть такое качество в очень многих. Поэтому, если б это был просто тренажерный зал, просто гири и железки, наверно, мне бы было скучно. Мне безумно нравится, и это круто, что все мои тренеры придумывают для меня какие-то абсолютно разные подходы, разные программы, поэтому это не превратилось в рутину. Наверное, для меня важно, чтобы жизнь не превращалась в рутину. Вот, благодаря телевидению, "Подробностям недели", благодаря "Интеру", - это  действительно так. Жизнь кипит, да иногда бьет ключом и все по голове (смеется). Знаете эту старую шутку? По крайней мере, не скучно, по крайней менее, - драйвово.

А в чем особенность работы корреспондента за рубежом и были ли вы в Белом доме?

Да, я был в Белом доме. На самом деле в Белый дом может попасть каждый человек, который приезжает в Вашингтон. Может, многим кажется, что это суперзащищенная крепость, - нет. Ты покупаешь билет. В Америке демократия, иногда показная иногда - настоящая, но с билетом ты можешь войти в Белый дом. Мне повезло попасть в ту часть  Белого дома, которая закрыта для посетителей. Есть фишка, сдаю просто всем журналистам, всем кто когда-то может приехать в Вашингтон и действительно хочет увидеть все своими глазами.  Раз в году накануне Рождества первая леди Америки, в моем случае это была Мишель Обама, лично наряжает елку. Она вместе с детьми должна лично изготовить игрушки. И, когда она наряжает эту елку, то пресса  может прийти в Белый дом и первая леди показывает эту елку тоже лично. Это традиция, которой очень-очень много лет, которая родилась тогда, когда, наверное, в Америке и журналистов было - раз, два и обчелся. И, наверное, какая-то мадам Рузвельт или еще кто-нибудь, принимали в Белом доме десяток избранных. Сейчас во время этого присутствует огромное количество прессы. Первая леди устает, потому что пресса приходит группами, даже делятся на группы, приходят-уходят, она надевает ту же дежурную улыбку... Но традиции есть традиции. В Америке их чтут. Поэтому, если говорить о Белом доме, - да, я был в Белом доме и не только.

И второе. Мне повезло быть в этом знаменитом рабочем кабинете президента США - овальном кабинете, который показывают во всех детективах, во всех фильмах. Мне повезло быть в нем в момент переговоров Барака Обамы с Петром Порошенко. Вот там как раз не было той толпы прессы, которая приходит обычно к Первой леди на елку. Там были действительно считаные журналисты, но я удивился простоте овального кабинета! Там же все запрещено менять! Ну, не просто перекрашивать, - запрещено даже безделушку передвинуть. Все, как было когда-то…

Проходит реставрация, и все остаётся в том же виде, как оно было?

Все остаётся абсолютно в том же виде. Меня очень удивила простота, и меня удивил вот сам момент нахождения в овальном кабинете. В тот момент, когда действительно первые лица мира, президент нашей страны, президент Соединённых Штатов вели переговоры.

Дмитрий, в чем сегодня смысл честности новостей? Как вот определить для себя - о чем говорить, о чем нет?

Это всегда очень сложный выбор. С одной стороны - невозможно сказать обо всем. Ну, я могу говорить только о своей программе. Есть текущее новости, ежедневные - это набор фактов. И для них достаточно спокойно можно рассказать, что где-то наводнение, где-то что-то случилось, где-то что-то произошло в политике, где-то повысили тарифы. Фильтруют новости по принципу актуальности - вот это важно, это случилось, это происходит здесь и сейчас, значит, мы об этот рассказываем. Когда ты появляешься в воскресенье в эфире, в принципе, большинство событий уже произошли. Кто-то видел на "Интере", кто-то видел на других каналах, кто-то на смартфоне просто просмотрел новости, кто-то зашел на Youtube и увидел уже все картинки, кто-то в соцсетях это обсудил.

Поэтому, отвечая на вопрос о критерии выбора новостей, - это новости, которые повлияют на нашу жизнь. Не то, что было на прошлой неделе, - было ж столько событий! мы просто захлебываемся в этом информационном потоке! - а то, что повлияет на следующую неделю, на следующий месяц, на следующий год. То, что изменит нашу жизнь. То есть, мы стараемся в итоговой программе говорить не об итогах прошлых семи дней, а говорить о том, что будет происходить дальше, и как то, что было на этой неделе - будь то провальное голосование за генерального прокурора, отставка премьер-министра, какие-то, на первый взгляд, мелкие события, мелкие заявления, которые потом сложатся в один пазл, - как они повлияют на то, что будет с нами дальше. Вот это.

Но вопрос честности, это вопрос выбора каждого. Я честен в своей программе. Я с огромной гордостью говорю, что мне очень приятно работать в "Подробностях недели" и еще и потому что, то, что я говорю в эфире, - это мое личное мнение. Те тексты, которые я либо мы все вместе командой пишем в качестве моих эфирных текстов, это тексты которые на 100% соответствуют тому, что думаю я. Ну, знаете у многих есть впечатление, что ведущий - это просто «говорящая голова", которая читает с суфлера. Да, бывает и так. У меня много друзей ведущих. Ну, это другая профессия немного. Это больше диктор. Ведущий новостей, это все-таки человек, который не просто отвечает за свои слова, и который разделяет их.

Вам нравиться самому ведущий новостей Дмитрий Анопченко?

Хороший вопрос. На самом деле, если откровенно, я очень самокритичный человек. Я с этим борюсь столько, сколько работаю на телевидении. Когда я выхожу из эфира, я очень часто ловлю себя на том, что я выхожу с ощущением, что я мог что-то сделать лучше. После каждого выпуска у нас всегда проходит мини-планерка с руководством. И иногда я захожу на планерку с напряженным лицом, копаюсь у себя в мыслях… Мне говорят: "Вау, какая крутая программа!". А я корю себя за то, что, например, постеснялся задать какой-то острый вопрос кому-то из топ-спикеров, что здесь можно было быть круче, а вот здесь сюжет мог быть динамичнее.

Наверное, это не дает появиться короне на голове или звездной болезни. Но в большинстве случаев я согласен, что да, был хороший эфир, мы отработали как команда, мы сделали все, что могли, но, Дима, ты же мог еще лучше! И в этом есть и "плюсы", и "минусы" конечно.

Ведь это же "плюс", когда человек понимает, что мог сделать еще круче, еще лучше, еще интереснее, еще острее?

Вы знаете, вы правы, что это "плюс", когда ты понимаешь, что ты можешь больше. Но я буквально вот несколько недель как вернулся из Лондона. Там был гениальный тренинг, который мне безумно понравился, очень многое поменял у меня в жизни. Тони Роббинс, он входит тройку лучших мировых тренеров по личностному росту. Он работал с Клинтоном, с Опрой Уинфри, он дружит со многими сильными мира сего. И вот он говорил как раз о том, что иногда нужно просто радоваться тому, что ты делаешь. Может это не мега результаты, возможно ты не достиг каких-то вершин. Но нужно радоваться тому, что ты делаешь, своей обычной работе, своему обычному дню. А не гнаться все время за звездами. Это просто про меня было, вот действительно порадуйся хорошему эфиру, но нет – я всегда начинаю как бы себя корить, что что-то не так.

Как вам удается везде успевать? Сегодня вы ведущий "Подробностей недели", а на следующий день вещаете из США, как это было с премией "Оскар".

На самом деле, темп жизни сумасшедший. Меня это так держит, мне это так нравится. Ближайшее воскресенье у нас в эфир выйдет обновленная программа, когда мы выйдем в новом стиле, когда мы начнем меняться, не резко, а постепенно. И уже в понедельник на следующий день рано утром у меня вылет в Канны. Каннский кинофестиваль… Ну, как пройдешь мимо этого события, которые освещаю, наверное, уже лет восемь или даже больше. Событие, на котором многие лица уже знакомы, событие, на котором с удивлением я увидел, что меня стали узнавать секьюрити. И иногда они даже не просят там бейдж показать, и говорят "Ну, месье, сколько лет, сколько зим".

Вот серьёзно, это приходит только после пятого-шестого года, когда ты ездишь на одно и то же события. Иногда я со своим бейджем не могу пройти на какие-то мероприятия, а тот же секьюрити сделает вид, что он тебя не видел, для того, чтобы ты поближе прошёл к какой-то звезде. Поэтому, приходится успевать, но на самом деле это очень круто. Очень круто, когда можно вот так резко менять свою жизнь. От размеренности студийной к резкому темпу в командировке, прямого включения, когда сумасшедший драйв, когда ты должен успеть за минуту все сказать. А потом опять возвращаешься в студию и опять все по-другому.

А на Канском фестивале с вами случались какие-то казусы?

Ух, одну историю на Каннском фестивале я, наверное, буду помнить всегда. В Каннах нужно соблюдать дресс-код. Туда нельзя ехать без смокинга, правильной рубашки с отложным воротничком, нескольких бабочек. Дурной тон прийти в одной бабочке два раза, два дня подряд на одно и то же мероприятие. И вот в этом мире строгих правил, в мире, где есть дресс-код, в мире, где весь город одевается в черное не из-за траура, а потому что в дни Каннского фестиваля ты должен соответствовать дресс-коду.

И вот однажды по дороге в Канны я застреваю в аэропорту Амстердама из-за извержения вулкана – помните, тот вулкан с не выговариваемым названием? До сих пор не могу выговорить это название, не знаю, как  ведущие новостей это выговаривали (смеется). Так вот тогда пеплом затянуло небо, самолеты не летали, и я на четыре дня застрял в Амстердаме. Летел из отпуска, из Таиланда, - в шортах, в майке, кроссовках, белых носках, с четырехдневной щетиной. Опаздывал в Канны. Вначале опаздывал в Киев, чтобы подписать командировку, получить командировочные и собрать хоть какие-то вещи дома, а потом опаздывал в Канны. К счастью, возобновили движение, к счастью, авиакомпания перенаправила меня из Амстердама прямо в Ниццу.

Все чудесно, я прилетаю в Ниццу, из Киева высылают оператора с техникой. Оператору дают в зубы кофр, в котором висит мой выходной смокинг, рубашка, бабочка, брюки, туфли, он кладет это все в чемодан. Но из-за этой всеобщей неразберихи в авиасообщении, багаж застревает на два дня. Оператор еще летит, а мой самолет уже сел в Ницце. Мне еще нужно получать бейдж в бюро аккредитации. В чем был, в том и пошел в Каннское бюро аккредитации, – в белых коротких шортах, в майке, кроссовках, белых носках, небритый.

В таком виде я подхожу ко Дворцу  фестиваля на набережной Круазетт. Там сидит дама, которая выдает бейджики прессе. Причем она их выдает уже лет сорок-пятьдесят, потому что ей уже самой хорошо под семьдесят. Ну, такая дородная француженка. А там такая атмосфера - очередь из прессы, милые улыбки, "бонжюр мадам", "бонжюр мадам". И тут подходит моя очередь - я вижу, что у нее лицо меняется. А лицо меняется, потому что в очереди прессы, она краем глаза видит меня. По мере моего приближения к окошку дама напрягалась все больше. Ну, и когда я уже подошел к ней, дал свои документы, она увидела, что у меня есть аккредитация и мне нужно просто бейдж распечатать и вот и вся ее функция. Ну, она шеф бюро аккредитации, и, наверное, может отказать его выдать. И она была близка к тому, чтобы отказать мне, потому что она видит, что месье абсолютно не соответствует Каннским стандартам.

Она берет мои документы, понимает, что я журналист и говорит: "Месье, Вы понимаете, что Ваш бейдж позволяет Вам войти на красную дорожку?". Говорю: "Да, мадам". "А вы понимаете, что для красной дорожки существует дресс-код?". И вот это слово "дресс-код" было сказано так многозначительно. А я стою перед ней не бритый, в маечке и в белых шортах. Я понимаю, что сейчас просто лишусь бейджа, и не будет в этом году для "Интера" и для Украины Канн. И я не смогу ничего сделать. И не знаю, как мне приходит на ум остроумный ответ. Я говорю: "Мадам, вы понимаете.

Все мои костюмы, если вы об этом, летят чартером отдельно с моими стилистами". И вот этот ответ попал в ее систему координат. Когда дама это услышала, она решила, что я просто сумасшедший иностранец, за которым летит чартер со стилистами и с костюмами, а сейчас я выгляжу, так как выгляжу. Вот это ее устроило. И она мне сказала: "Да-да, месье, пожалуйста, ваш бейдж. Только, когда вы пойдете вечером на красную дорожку, я вас прошу, попросите своих стилистов вас переодеть".