Роман Шпек: В Евросоюзе ни у кого нет эксклюзивного права на истину [ Редагувати ]

- В Лиссабонский договор, с таким трудом готовившийся столько лет и вступивший в силу меньше года назад, по инициативе Германии и Франции будут вноситься изменения. По вашему мнению, это свидетельствует о несовершенстве или, напротив, о гибкости европейских механизмов?

- Просто нет пределов совершенству. Лиссабонский договор – это компромисс, на который страны-члены Евросоюза пошли в то время, когда им не хватило единства для принятия конституции ЕС. Евросоюз – не идеологическое образование. Это серьезная экономическая сила, претендующая и на адекватную политическую мощь. Проходя кризисы, Европейский союз становился сильнее. В какой-то момент не удалось пойти на большее объединение: у разных стран были разные позиции, мы помним, какой "подарок" всем преподнесла Ирландия с ее референдумом 2008 года… Принимая решения, в Евросоюзе всегда исходят из минимального общего знаменателя – на что страны готовы согласиться в конкретный момент.

Лиссабонский договор начал работать около года назад. Прошедшие с тех пор 11 месяцев были не очень эффективными, потому как в ЕС шли институциональные реформы – перераспределение полномочий, выстраивание архитектуры внешнеполитической службы и прочее. Причем все это делалось не по привычному для нас принципу вождизма, а по принципу силы институтов. Свою отрицательную роль сыграл глобальный кризис: действия отдельных стран в этих условиях не всегда были адекватными. Приходилось принимать непростые решения о предоставлении финансовой помощи Греции, Португалия и Испания уже становились в очередь… Кто в таких условиях будет готов дать деньги? Ведь вождизма в Евросоюзе нет и на уровне отдельных стран: Меркель не может единолично принять решение, она должна получить поддержку парламента.

Никто не хочет опуститься до уровня более слабых экономик, наоборот, все хотят процветания. Очевидно, что немецкие пенсионеры не желают платить за поддержку других стран. Однако если быть откровенным, то первыми, кто хоть и не существенно, но нарушил требования Маастрихтского договора относительно бюджетного дефицита, были Франция и Германия. Они тогда и не думали, что другие столь катастрофически повторят их пример.

Помните, когда не было готовности немецкого правительства поддержать антикризисные меры, французы заявили, что выйдут из еврозоны... В силу всех перечисленных причин стало очевидным, что Евросоюзу нужны дополнительные инструменты, а значит, следует внести изменения в Лиссабонский договор. Учитывая механизм принятия решений в ЕС, я не думаю, что это будет очень легко сделать.

Есть недовольные. Но в случае замедления темпов экономического развития в Китае, неспособности США восстановить экономику, для Европы настанут тяжелые времена. Если немецкая экономика сегодня может выдержать курс $1,4 за евро, то греческая или испанская таких нагрузок не потянут. Нужен механизм реагирования, чтобы завтра не оказалось, что какая-либо страна нарушила стандарты статистической отчетности, что есть скрытые финансовые ямы, несущие угрозу всем странам.

- Вы очень хорошо знаете брюссельскую кухню. Институциональные изменения в ЕС произошли год назад, прошло переходное президентство Испании, после которого все вроде бы уже должно было устояться. Что, по вашему мнению, принесли Евросоюзу институциональные изменения? Облегчили ли они диалог с ЕС для Украины?

- Сформирована архитектура, решен ряд кадровых вопросов внешнеполитической службы, однако еще не до конца выяснены вопросы распределения полномочий между президентом Совета ЕС, внешнеполитической службой и Еврокомиссией. Основной институт в ЕС – это COREPER, орган постоянных представителей стран-членов при ЕС. Любые высокие идеи, которые, например, предлагает президент Совета Евросоюза, Еврокомиссия прорабатывает и отдает на обсуждение странам-членам. А они уже на заседании COREPER должны прийти к решению. Какая-либо страна в период своего президентства в Евросоюзе не может единолично провести то или иное решение: ее задача – организовать работу. Точно так же и президент Ромпей не может по собственному усмотрению делать однозначных заявлений от имени ЕС.

Приведу пример, который демонстрирует, что Евросоюз еще находится в глубоком поиске, ищет механизмы для работы своих институтов. Вспомните, на саммите Россия – ЕС на уровне президента Медведева и канцлера Меркель было принято решение о создании так называемой комиссии по международным вопросам Эштон – Лавров. Для многих в ЕС это стало неожиданностью. Но немцы объяснили: "Да, мы считаем, что Россию нужно интенсивнее привлекать к международным вопросам и в первую очередь к поиску путей урегулирования Приднестровского конфликта". На обвинения со стороны других стран представители Германии в Брюсселе ответили: "А госпожа Меркель обсуждала эту инициативу с президентом Саркози, и у него особых замечаний не было". Если эта рабочая группа сможет повлиять на решение старого замороженного конфликта, то зачем налагать табу на такую новую инициативу? В Брюсселе не стоит вопрос: шашечки или ехать. Не всегда важно, как сделано, важно, что и для чего сделано. И, кроме того, в Евросоюзе ни у кого нет эксклюзивного права на истину.

- Приближается саммит Украина – ЕС. Представители европейской стороны в неофициальных разговорах предупреждают, что нам не стоит в очередной раз разочаровываться, если никаких существенных подвижек он не принесет. По вашему мнению, чего нужно и не нужно ждать от брюссельской встречи?

- Прежде всего, никогда не стоит ожидать кардинальных решений от саммитов. Саммит – это торжественное подведение итогов сделанного за предыдущий период и фиксация намерений на будущее. В нынешнем состоянии отношений Украины и Европейского союза есть большой вклад и большая вина нашей страны. ЕС поддерживал диалог с Киевом, несмотря на противостояние первых лиц государства. Однако надо понимать, что требования Евросоюза к Украине никогда не станут мягче. Напротив, все будет лишь сложнее и сложнее: ведь все европейские страны развиваются, преодолевают кризис, совершенствуют Лиссабонский договор. У них всегда будут жесткие требования к претендентам на вступление. Правила и так уже ужесточились по сравнению со временем, когда в ЕС вступали Польша, Румыния, Венгрия.

Когда-то я обвинял президентов Еврокомиссии Проди и Баррозу в двойных стандартах. В 2002 году, после первой волны расширения Евросоюза, Романо Проди сказал, что она позволила обеспечить продвижение мира и процветания на новые территории. Перспектива членства в ЕС, по его словам, была наилучшим стимулом для осуществления социальных, экономических, политических реформ в странах, ставших членами Европейского союза. Журналисты спросили у Проди, относится ли это к Украине. Он сказал: нет, это не для Украины. Я тогда опубликовал статью под заголовком "Стоит ли убивать надежду?" Получается, что мир, благополучие и процветание должны остановиться на границе Украины? Мы против этого. Конечно, мы сами должны демонстрировать больше политической консолидации и воли к реформам. Но, не снимая ответственности с наших политиков, надо сказать: то, что ЕС лишил Украину такого стимула, – это его проблема и его ответственность.

В 2005 году во время визита Жозе Мануэла Баррозу в Белград его спросили, имеет ли Сербия шанс стать членом Евросоюза. Он ответил: "Конечно же!" А на вопрос журналистов об Украине ответил "нет".

Я имел десятки дискуссий с европейцами и говорил им: "Не обещайте нам членства. Но вы не можете отрицать наше право на вступление в ЕС, если мы будем соответствовать всем критериям. Признав наше право, вы будете иметь больше оснований и аргументов для критики в отношении уровня демократии, конкурентоспособности украинской экономики и подобное. А так вы даже А до конца не договариваете, боитесь, что его объединят с Б. Это нечестно и это – политика двойных стандартов. Если ЕС построен на ценностях, вы не вправе не давать ответа на этот вопрос".

- И все же, что принесет Украине следующий саммит с Евросоюзом?

- На нем традиционно будет обсуждаться ситуация в Украине. Думаю, прозвучит много пожеланий в отношении усовершенствования конституционного устройства, избирательного законодательства, чтобы оно было стабильным и не менялось в преддверии выборов. Будет обсуждение характера переговоров и подписания нового соглашения между Украиной и ЕС. Это будет включать и вопросы в области юстиции и внутренних дел, и визовый диалог, и подведение итогов сотрудничества в энергосфере. Тут украинская сторона добилась наибольших успехов, приняв закон о рынке газа, создав органы, ответственные за тарифную политику. Украина присоединилась к Европейскому энергетическому сообществу. В то же время, став его членом, мы приняли на себя обязательства внедрять соответствующие нормативы выбросов в атмосферу углекислого газа нашими теплоэлектростанциями. Сможем ли мы отвечать этим стандартам? Какие для этого необходимы инвестиции, сроки? Если мы это сделаем – это будет еще большим прогрессом, и мы получим новых союзников.

В авиационной сфере между Украиной и Евросоюзом достигнуты принципиальные договоренности, но они не конкретизированы по разным причинам. Значит, снова будет стоять вопрос – заинтересованы мы в этом или нет? Потому как это соглашение дает Украине возможность стать частью внутреннего рынка ЕС в производстве, сертификации и организации всего авиадвижения.

Ожидается, что будет утверждена дорожная карта на пути к безвизовому режиму. Думаю, что она будет принята, но… Если посмотреть, как Евросоюз шел к безвизовому режиму с поляками, румынами, балканскими странами, то станет понятно, что для Украины формируют несколько кругов ада.

У меня также много вопросов по поводу нежелания ЕС глубже сотрудничать с нами в сфере юстиции и внутренних дел. Мы с вами знаем, каковы объемы коррупции на таможнях. Украинская сторона много лет назад внесла предложение о совместном патрулировании на границах и таможнях. Но европейская сторона не хочет на это идти, притом что очень настойчиво призывает нас к решительной борьбе с коррупцией.

У нас есть и перспективные, и проблемные вопросы, и все их надо обсуждать. Я уверен, что решительность власти по реализации достигнутых договоренностей будет создавать круг наших сторонников в Брюсселе и странах-членах ЕС. Мы должны иметь понимание и со стороны канцлера Меркель, и со стороны президента Саркози, и со стороны премьер-министра Сапатеро… Нам нужно большинство тех, кто будет готов поддержать Украину. Если программа экономических реформ, объявленная президентом, будет успешно воплощаться, у нас будут основания рассчитывать на успех.

Когда-то Романо Проди рассказывал, как Румыния, которая, казалось бы, не имела особых перспектив по конкурентоспособности экономики на членство в Евросоюзе, но создав десятки тысяч совместных предприятий с Италией, добилась упрощения визового режима, развития инфраструктуры. Очень важно находить экономических партнеров, которые будут говорить, что Украина – не проблема для ЕС, а шанс для дальнейшего развития, создания рабочих мест, укрепления экономики.

Мы европейскую интеграцию заговаривали. Мы все говорили, что мы хотим, будем, что без нас не обойдутся. Да, если мы будем соответствовать критериям, без нас действительно не обойдутся.

- 22 ноября в Брюсселе также состоится первая украинско-российско-европейская встреча по вопросу модернизации отечественной газотранспортной системы. Что сегодня должна делать Украина, чтобы не заговорить еще и этот вопрос?

- Для нас и для ЕС очень важно, чтобы у России было желание принимать участие в этих трехсторонних консультациях, которые определят дальнейшую повестку дня. Сегодня говорить, какой должна быть форма сотрудничества, наверное, не стоит. Прежде всего надо, чтобы состоялась встреча и было продемонстрировано, что все хотят работать в трехстороннем, а не двустороннем формате.