Ежи Гофман: Заслуги УПА в освобождении Украины несомненны [ Редагувати ]

В эксклюзивном интервью "Сегодня" и каналу "Украина" знаменитый польский режиссер рассказал о своей новой картине "Варшавская битва", а также о том, как ему в Одессе кричали "фашист", как относится к бойцам УПА и Богдану Ступке

— Пан Гофман, свою режиссерскую карьеру вы начинали как документалист, а в конце 1960-х перешли на историческое кино. Почему?

— Свои первые картины я делал на пару с Эдвардом Скужевским — с ним мы сняли 27 документальных фильмов. Это был единственный путь к самостоятельной работе. Ведь в то время какие были варианты: или много лет работать вторым режиссером, а уже потом снимать самому, или пройти через документальный и научно-популярный фильм, как прошли мы, как прошел Анджей Вайда (режиссер "Катыни". — Авт.) и многие другие. Это была гениальная школа сжатого мышления — тогда, чтобы документалка могла выйти на экраны, ее хронометраж не должен был превышать 10—12 минут. И люди зачастую шли в кино именно на документальную картину, посмотрев которую, уходили с художественной, которая шла следом за ней. Еще одна причина перехода к художественному кино — телевидение заполонили "говорящие головы" (ведущие программ. — Авт.) и стали растягивать все то, что мы вкладывали в 10 минут, на час-полтора.

— Первой ласточкой были "Гангстеры и филантропы"?

— Да, сначала я снял эту сатирическую комедию, затем польский вестерн, или, как его назвали, истерн, "Закон и кулак". Потом еще одна была картина, и лишь после нее я смог сделать то, о чем давно мечтал. Начать работать над экранизацией исторической трилогии Генрика Сенкевича. Это была моя мечта! Его книги мне отец присылал еще во время войны с фронта — присылал в Сибирь, куда была сослана наша семья. Причем книги приходили с конца — вначале третья часть, потом вторая, а первую цензура не пропустила. И снимал я потом кино в таком же порядке. А чтобы снять первую часть — "Огнем и мечом" — мне пришлось ждать почти 30 лет.

— Ваша новая работа "Варшавская битва: битва 1920 года" о столкновениях поляков и красных вызвала в России волну критики...

— Вот интересно, как они могут критиковать, если эту картину в России еще никто не видел. Это называется "критиковать втемную". Но, да, этот фильм — антисоветский. Но не антирусский! Потому что это было бы вопреки моим личным убеждениям. А для того чтобы никто не мог сказать: "Там полячишки что-то такое понапридумывали, чего в истории никогда не было", заявляю: все эпизоды, которые связаны с Красной армией, заимствованы или от Бабеля, или от Шолохова, или Алексея Толстого. Все — из советской литературы! Кстати, там помимо красных вождей — Ленина, Троцкого, Сталина, есть и нормальные белые казаки, и благородная русская женщина. Они — положительные герои.

— В "Битве" вы снова сняли Александра Домогарова, который играл у вас в "Огнем...". Только тогда он был украинским казаком, а нынче — кубанским...

— Ой, я бы снимал его и снимал. Многократно. Очень люблю его. Я вообще имею свойство привязываться к актерам, которые играли у меня в кино. Того же Богдана Ступку сразу после "Огнем..." я снял в своем "Когда солнце было Богом".

— Почему вы решили, что Богдана Хмельницкого в "Огнем..." должен сыграть именно Ступка?

— Потому что он — замечательный актер. Я видел его до этого и в кино, и в театре. К тому же он — украинец. А Хмельницкий, хотя и был польским шляхтичем, но был настоящим казаком! А Ступка к тому же вырос во Львове, знает польский язык. И его вот этот мягкий восточный акцент был очень даже к месту — так говорили многие в Польше, кто жил по ту сторону Буга, по направлению к Днепру.

— Вы нам сказали, что не будете экранизировать "Чорного ворона" Шкляра. Почему?

— Для меня "Чорний ворон" — книга националистическая, именно что не антисоветская, а антирусская! Это книга ксенофобская, а это путь в никуда.

— Интересно, а как вы относитесь к УПА?

— С одной стороны, они действительно были в лесах, создавали отряды сопротивления. И тут их заслуги в освобождении Украины несомненны. Но с другой стороны — они учинили кровавую резню польскому населению на Волыни. На что поляки, в местах, где их было больше, ответили им тем же. Этого не вычеркнуть! И как доказала история, нет таких партизан, которые бы после долгого пребывания в лесах не превратились бы в бандитов. Бойцы УПА — не только антипольские, они — антирусские, они — антиеврейские! Как там: "Різати москалів, ляхів і жидів". Если хочешь, чтобы уважали тебя, твою нацию, историю и традиции, ты должен уважать и другие нации с их историей! Нельзя, чтобы тебя уважал мир, если ты всех вокруг считаешь врагами! Вот почему "Чорний ворон" мне абсолютно неинтересен.

— У вас есть какие-то планы, чем дальше займетесь?

— Я еще отдыхаю от "Варшавской битвы". Это большая картина. Не только по объему, но и по технологии. В мою обычную съемочную группу пришло почти 50 человек, занимающихся исключительно технологией 3D (картина снята в этом формате. — Авт.). И все же у меня сейчас на примете гениальная украинская тема. Есть один польский писатель — Юзеф Мацкевич. Он работал в эмиграции, написал повесть "Контра" — о людях, которые в рядах белых боролись против красных. Которые не могли согласиться и принять советский строй, преследовались, их сажали в лагеря и тюрьмы. Потом они увидели в немцах шанс на создание независимой Украины, потом вместе с этими же немцами отступили. Затем уехали в Англию и уже англичане сдали их Сталину. Невероятно драматическая вещь. Кстати, украинский элемент у меня есть и в "Битве..." — поход поляков на Киев по просьбе Петлюры. Но хотя как я могу дальше интересоваться темой Украины, если у меня есть документальная работа "Украина. Становление нации", на которую я потратил 4 года своей жизни, но она до сих пор нигде не вышла.

— Почему?

— Почему-почему, потому что окончание на "у". Я не знаю, правда. Знаю лишь, что ее показывали на "Молодости", еще были показы в Житомире, Львове, Донецке. И всюду фильм был принят на ура. Только в Одессе — оголтелая группка из организации ЗУБР ("За Украину, Россию и Беларусь. — Авт.) орала: "Гофман — фашист!". Мне почти 80 лет, и мне некогда заниматься чем-либо впустую. Я снимаю, чтобы зритель мог видеть мои картины. Что мне с того, что "Становление" когда-то обретет славу или что его наконец-то покажут после моей смерти? Но тогда мне будет на все это наплевать. Как в анекдоте: "А мы тебе посмертно Героя дадим". Знаете? Тогда расскажу: "Поймал мужик рыбку. Ну там три желания давай придумывать. Заказал водку и что-то там еще. А на третье просит: "Сделай меня Героем Советского Союза". Вдруг бац: смотрит по сторонам, а на него танк немецкий прет. А у него в руках только бутылка с коктейлем Молотова. И он только и успевает что сказать: "Посмертно, б...ть, Героя дала". И меня эти посмертные присвоения не интересуют.

— А современная история вам интересна? Сняли бы кино о гибели Леха Качиньского?

— В мире много авиакатастроф. Но нигде не сажают в один самолет сразу всех важных людей. Признаю, ту трагедию я воспринял с горечью. Я не жалел политиков, я жалел людей. Но что я могу об этом снять? Туман какой-то, что ли, пускать? Меня это не интересует.

— В следующем году вам исполнится 80 лет. Вас эта цифра не пугает?

— Как вам сказать, я бы, конечно, предпочел, чтобы в следующем году мне исполнилось 28. Но это невозможно. Но если это невозможно, то чего об этом говорить. А вообще — я оптимист (смеется).