Я - Талызина [ Редагувати ]

Валентина Талызина, актриса:

- Новый год - очень хороший праздник, я его люблю праздновать дома. Что-то я всегда диету делаю под Новый год. Бутылку шампанского сама открыть не могу… Однажды сидела в санатории, и полстакана было чая, нормально все было… "Ирония судьбы" был обыкновенным фильмом, абсолютно, и там играла, и там работала моя подруга Лена Судакова. Мы с ней вместе познакомились на "Зигзаге удачи". Она уже была вторым режиссером, и ей принадлежит идея, чтобы я озвучивала польскую артистку. Ельдар Саныч пробовал весь красный звук. Это так называются те артисты, которые хорошо озвучивают, и потом наконец-то он остановился на мне.

Ксения Ханаева, дочь, актриса:

- Рязанов, безусловно, сыграл колоссальную роль в ее жизни. Но мне кажется, что она обижается на него, это, наверное, очень понятно. Потому что Рязанов ей выделил какую-то очень маленькую опять же нишу, в которой она существовала. То есть это голос и это там, ну вы сами все знаете про Рязанова. И никогда не дал ей сыграть то, что, опять же, она могла сыграть у него же. Рязанов - потрясающий режиссер, и я думаю, что, конечно, обиды ее не беспочвенны по поводу Рязанова.

Валентина Талызина, актриса:

- Нет-нет. У меня не было грусти никогда, я просто помогала своему режиссеру, группе и Лене. Не было. Это потом с годами, когда этот ком нарастал, и когда этот феномен развивался, и когда польская артистка, гордая полячка, ни разу не сказала спасибо. Ну, потом я ощутила себя вторым сортом. А вначале где- то - нормально, я сделала, что могла.

Владимир Горянский, актер:

- Иногда мы затрагивали тему о фильме "Ирония судьбы или с легким паром". Вот здесь лучше ее не трогать. Потому что она говорила: "Это я сделала эту роль". И, в общем-то, наверное, да. Потому что такой голос, как у Талызиной и в этом фильме - это действительно 50% успеха картины.

Валентина Талызина, актриса:

- Вы правы, не плачу. Вообще, чтобы мне заплакать, это надо много и неожиданно, наверное. А так - нет, не плачу.

…Детские праздники были. Был Новый год. И нам шили марлевые юбочки. Мы то ли снежинками были, то ли я не помню. Так местные ребята показывали пальцем и хохотали. Просвечивали эти марлевые юбочки. Вот это их убивало. Эти эвакуированные были в марлевых юбочках… Город Барановичи. Мы жили у поляков, отец был командирован, как молодой коммунист, а мама комсомолка была. Ну, в 39 году это была присоединенная территория, поэтому заселялась. Но вроде как там, комсомольцами и большевиками. Так вот, значит, мы жили у поляков, дом помню очень хорошо, и во-первых, поляки все собрались и слушали речь Гитлера. И я это слышала. Так плохо помню, но слышала речь Гитлера. А потом где-то вот не помню, или 22-го или 23-го пошли бомбить эти уже Барановичи… Потом на следующий день все-таки меня повели в детский сад, и пришел отец. А мать с отцом что-то не ладили, у них уже были какие-то там трения сильные. И я это так чувствовала. И отец меня тащил из этого детского сада, а детский сад - это были такие грибочки красные. Ну не знаю, вроде как шляпки гриба. И потом мы с отцом ушли в 12, в час этот детский садик разбомбили. Потому что красные грибочки были. Они все красное бомбили. Потом отец ушел все-таки, как он потом говорил, что его призвали, и мы с мамой остались одни. Мне было 5 с половиной лет. Мама бросилась, чтобы уехать, а уже был разбомблен город Барановичи, был разбомблен железнодорожный узел, и мама бегала, бегала, искала, на чем уехать, а какие-то машины уезжали с города, ну вот коммунисты и комсомольцы. И не нашла. И она пришла и полякам сказала: "Ну, что вам будет, то и мне будет. Я остаюсь". И поляки, они маму очень любили, они сказали: "Нет, пани. Нам и вам будет разное. Поэтому как можно скорее уезжайте и обязательно уезжайте". И 23-го мама нашла какую-то полуторку, были такие полуторки, и мы на этой полуторке, нас было двое детей, и еще там 3 или 4 взрослых, и какие-то тюки, я уже не помню. Мешки, но не с вещами. Мы выехали поселочными дорогами из города Барановичи. А у Оренбурга я уж прочитала, что немцы вошли в Барановичи, он как пример писал, что чуть ли не на следующий день. Вошли немцы, а на следующий день всех жен коммунистов и комиссаров с детьми расстреливали на площади. Поэтому чудом мы спаслись, просто чудом. Это благодаря маме.

…Потом мы ехали. Стали ехать-ехать, и потом я увидела поле, а так как это было 22 июня, то уже снопы стояли. И между этими снопами, я не знаю, почему-то было много людей мертвых. И мама все время отворачивала мою голову. Но, как я уже потом поняла, что я, конечно, не испытывала ни ужаса, ни страха, я просто фиксировала, что я видела. Это потом я стала осознавать и ужас, и страх, где мы были.

…Пункт, который то ли регистрирует, то ли сортирует. Сортирует! Сортировочный пункт, и когда мама подошла, потому что мама потом рассказывала, ей военный говорит: "Куда Вы хотите?" Мама назвала какой-то город, я не знаю, он говорит: "А где ваши родственники?" Потому что у нас был один чемоданчик, маленький чемоданчик, я потом скажу, что мама в этот чемоданчик положила, и значит, он говорит: "Так поезжайте к своей сестре в Омск". И мы сели. И он нас определил в те теплушки, в которых ехали в Сибирь. У меня было такое ощущение, что я пережила столько, ощущала себя взрослой. Вот там как-то детство кончилось, я бы сказала. Там было сурово, там было холодно, и там закончилось детство.

Архимандрит Афанасий, настоятель церкви св. Василия УПЦ, г. Нежин, Украина:

- Несмотря на свою известность, Валентина Илларионовна, по-моему, человек очень ранимый, и она обладает нежной душой ранимой, и как потом я узнал позже, жизнь ее сложилась не очень просто. Жизнь у нее была сложная, и она много претерпела горя и беды за свою жизнь. Об этом мы с ней очень много говорили уже во время последующих встреч. И это как бы исповедь была. Неформальная исповедь. А исповедь просто перед священником, и вне храма все это происходило, и не было прочитано необъяснимых молитвословий. Но я думаю, что Господь эту исповедь видел и принял...

Валентина Талызина, актриса:

- Когда я попала в Моссовет, там было, конечно, потрясающе. Но меня выбрали. Меня на дипломном спектакле выбрали и оставили в театре Моссовета. Когда я пришла в театр, было сказано: пришла девочка некрасивая и непородистая, правда, с очень красивым голосом и очень профессиональная. Ну, это передали. В театре все передают. Вот так передали, и я даже знаю, кто сказал, и я не обижаюсь. Ну, я потом начала. Когда я через 6 лет сыграла с Раневской красавицу Зинаиду, и когда она отворачивалась от меня. Ну, такая некрасивая. То этого я не слышала, и я потом узнала, что она так говорит, если бы я узнала, что она так обо мне говорила, то я бы вообще разоралась. Но сыграла, ну это была школа потрясающая. Я благодарю судьбу, что я не работала в театре "Современник". Вот они были мальчики и девочки. А я попала в настоящий театр с настоящими актерами и большими актерами. Можно сказать, что ко мне хорошо относились. Вот они меня воспитывали, и я каждое слово, которое мне говорили, я держала ушки на макушке. Никто особо не учил. Правда, потом нашим мастерам предложили стать наставниками, и каждый из мастеров - Мордвинов, Марецкая, Плятт - выбрали себе таких подопечных. Марецкая выбрала меня, и я к ней однажды пришла и плакала в жилетку. Она мне очень жестко говорила.

Павел Хомский, художественный руководитель театра имени Моссовета:

- Она пришла ведь к Юрию Александровичу Завадскому девочкой из ГИТИСа. На роли молодых героинь, таких современных молодых и задорных героинь. Она сыграла несколько таких ролей, потом стали появляться более серьезные роли параллельно с тем, что она стала заниматься кино, и благодаря этому стала очень популярной. Ну, мы не будем говорить о ее работе в кино, и это совершенно особое, но дело в том, что это все-таки связанное. Потому что в кино она играла преимущественно характерные роли и комедийные, и это, как мне кажется, сильно помогло в театре. Потому что у нее не возникло проблемы перехода. Знаете, вот сложный период, когда актриса среднего возраста, и не знает, что ей дальше играть. Она играла молодых героинь. Значит, юность уже прошла, молодое обаяние уже исчезло, и актриса иногда оказывается в таком положении, и ничего тут сделать нельзя. А есть актрисы, которые переходят на другие роли возрастные без большого ущерба. Так вот этот переход Валя Талызина совершила, мне кажется, замечательно.

... Я бы отметил ее работу в Островском. Спектакль "Не было ни гроша", мне кажется, это замечательно, вот это образцовое явление смысла роли Островского. Это был один из лучших спектаклей, где вообще было много сильных актерских работ. И над одной из вот этих сильных работ работала Талызина. Понимаете, у нее есть такое сильное очень качество актерское, как умение из немногого сделать очень многое. Но и в кино у нее есть эпизодические роли, которые запоминаются на много лет. И ее узнают и вспоминают, хотя роль была совсем крошечная. Потому что она даже иногда фразу, простую фразу из роли умеет украсить таким образом, что ты понимаешь прошлое этого человека и всю его биографию. Вот биография "талызинских" персонажей прочитывается очень легко. И роли ее разнообразные. Так вот Островский, и рядом, скажем, "Мамаша Кураж". Или "Мораль пани Дульской" в роли пани Дульской. Замечательная работа, и, к сожалению, она по личным мотивам не играет. Ну, это уже другой вопрос. Тут надо говорить о характере. Характер у нее сложный, и не каждому режиссеру удается. Ну что делать. Характер дается нам, как говорится, свыше, и с этим поделать ничего нельзя.

Валентина Талызина, актриса:

- Он всегда хорошо ко мне относился и всегда ценил как артистку, и давал роли просто так. И вообще, когда дают роль, когда артистка в возрасте… Это очень все серьезно. И поэтому он дал, и только еще началась чеченская война, и Палыч сам прошел войну. Он в 16 лет стал добровольцем. Я помню войну, и поэтому мы с ним так сошлись, что Россия начала воевать и что вообще из войны происходит. Я вообще считаю, что война уродует человека, а детей так это однозначно. Я на себе это знаю.

Павел Хомский, художественный руководитель театра имени Моссовета:

- Я думаю, что это ее роль. Потому что это одна из таких наиболее ярких характерных ролей в современном мировом репертуаре. А она характерная актриса. Вот к ней подходит как нельзя лучше. Потому что она, мне кажется, выдающаяся характерная актриса. Ну, вот характер ей иногда мешает. Это моя точка зрения.

Валентина Талызина, актриса:

- Знаете, театр - жестокая вещь. Сколько отдашь - столько и получишь, и бывает, что надо отдавать больше, и еще раз больше, и не получаешь ничего потом в театре, это кое-кто сказал. Это вечный экзамен твоего самолюбия. Понимаете, невозможно сказать, что эта артистка лучше меня. Это надо иметь, что ли, мужество большое. Нет, такого не было. Эта артистка не лучше меня, и я тоже хорошая…

Ксения Ханаева, дочь, актриса:

- Что она делала не так? Главенствовала, главенствовала над всеми, и руководила, и строила, и как это расхожий глагол такой есть… Хотя мне она давала советы: "Ты с режиссерами будь помягче. Ты говори "да, да, да", и потом иди и делай по-своему". Но она-то в свою очередь никогда режиссерам не говорила "да, да". Она всегда, как мне кажется, шла напролом и доказывала, что это будет так, и это закрывало ее саму.

Валентина Талызина, актриса:

- Виктюк - это, конечно, отдельная страница моей жизни. Чем она хороша? Тем, что я была с ним знакома, тем, что я была его подругой близкой и тем, что я слушала, верила и обожала его. И была в него влюблена, и все, что он мне говорил, это вот как-то писал на чистом листе бумаге. То есть я - чистый лист. А он писал. Я его обожала. Он меня брал с собой, и вот это тем хорошо. Он меня брал с собой, и я была послушная ученица. Я училась на первом курсе. А он на втором. И он почему-то сразу выбрал меня. Вот не знаю, почему, и он таскал меня на все спектакли и на все консерватории. То есть мы каждый день работали вечером, мы проходили зайцами, и я научилась прекрасно зайцами проходить, и он в этом плане был свободный, он вообще был свободным человеком. Чего был? Он свободный человек. Наверное, учил меня этой свободе.

Ксения Ханаева, дочь, актриса:

- Ну, скорее Виктюк - это та молодость безбашенная, которая у них была, и эти фантастические совершенно истории, как они пробирались в консерваторию. Он ее пригласил: "Валя, пойдем в консерваторию, там кто-то приехал, и не помню кто". Она говорит: "Ты уверен, что у тебя есть билеты?" "Да, да, пойдем". И они подходят уже к бабушке, которая рвет билеты. А там такой турникет. "Ну, давай" - "Какие билеты? Лезь" - "Куда?" - "Туда". И они зайцами буквально возле этой бабушки пролезают, и весь театр бежит за ними, соответственно, их ловить. Они укрываются в какой-то ложе. Я бы сказала, что есть периоды в жизни. Был один период в жизни, потом наступает другой период в жизни, и люди расходятся, и не потому, что они ссорятся, и не потому что там что-то. Ну, жизнь разводит, и разводят какие-то принципы. Они замечательно дружили. Они близкие люди. Это никуда не деть и не хочется говорить этих цифр, какое количество лет они были дружны, просто как брат с сестрой существовали. Ну что делать.

Валентина Талызина, актриса:

- Расстались, знаете… по-человечески. Я не могла этого понять и не могла этого простить. У нас был спектакль "Бабочка", который мы репетировали по кассетам. Он приходил и уходил на недели. А мы снимали эту репетицию. И потом мы репетировали, и через неделю мы ему сдавали, и он что-то говорил и показывал. И мы это снимали и снова репетировали. А потом однажды пришел и увидел, что у него готовый спектакль. Со мной были молодые ребята - Фарфарт Махмудов и Евгения Тарик. Молодые ребята, и естественно, когда они приходили в театр, я задавала такой глупый вопрос: "Ребята, вы есть хотите?" И мне Женя с прямотой сказал: "Валентина, чего вы спрашиваете? Шли бы в буфет". Я говорю: "Выбирайте, что вам надо". А потом мы сделали спектакль. То есть мы его трудно делали, и мы его, в общем, сами втроем репетировали. И когда Виктюк увидел, что готов спектакль, это было очень здорово. Потом мы поехали по Сибири, проиграли 15 спектаклей, и он был. Потом он типа такого сказал: "Ну, ты не Гурченко" - и как ударил по носу. И я сказала: "Да, я не Гурченко, но я Талызина". И он спектакль снял. Этого я не могла простить.

Ксения Ханаева, дочь, актриса:

- Всю жизнь она несла на себе мужские функции. И не потому, что мужчины не было рядом. Потому что просто на ней была ответственность за меня, за ее мать и за бабушку мою, которая меня воспитывала. И благодаря которой она состоялась как актриса. Потому что бабушка взяла на себя все функции воспитания меня, и бабушка умерла, когда мне был 21 год. И то есть она, ее мать, дала ей возможность заниматься творчеством и быть свободной. Но тем не менее, она всю жизнь работала, и не хочется говорить, как лошадь. Но это так сказать, к сожалению. И конечно, это ожесточает. Мы не можем жить вместе с мамой вообще никак. У нас разные графики, и у нас разные характеры, и мы с ней совершенно разные. Но мы можем общаться какое-то лимитированное количество времени. Но чтобы жить вместе - нет. Это абсолютно исключено. Она меня любит, и я ее люблю. Но может быть, это не такая любовь, как у кого-то считается нормой. Но у нас вот такая норма, и поэтому трудный вопрос. Где кто сказал как надо?

…Когда я была маленькая, я обижалась на нее, и у меня были всяческие претензии. Уже в силу моего собственного взросления я понимаю, что она так много для меня сделала, и я не могу никаких претензий ни по поводу любви и ни по поводу ее отсутствия предъявлять. Она действительно создала мне плацдарм, с которого я начала, и я не могу никак роптать на судьбу, что у меня было мало, и что она мне мало уделяла времени. Или внимания. Потому что она все делала для меня. В итоге. Может быть, она обижалась, что я там недостаточно ей говорила спасибо за это. Мне кажется, что у мамы это настолько все трансформировалось, и вообще все ее чувства, и настолько она посвятила себя единственному в ее жизни - это творчество.

Валентина Талызина, актриса:

- Знаете, странная вещь. У меня не бывает чувства одиночества, и вообще, даже если можно так сказать, не люблю, когда много народу целый день подряд, я устаю.

Павел Хомский, художественный руководитель театра имени Моссовета:

- В театре она держится особняком. Не знаю. Думаю, что таких близких друзей у нее в театре нет. Ну, это часто бывает. Актер, приходя в театр, охраняет себя от всякого постороннего влияния. Так что это, в общем, нормальное явление.

Ксения Ханаева, дочь, актриса:

- Она сама замыкается и замыкалась, и не давала, и не подпускала, и все решала сразу. Это вот тот редкий случай с Виктюком, когда он смог пробиться и смог ее своей волей и своим талантом подавить. Это вот тот самый глагол, который можно употребить. Подавить в хорошем смысле, чтобы навязать свою режиссерскую волю. А мама в силу своего характера не допускала подавления. И поэтому, может быть, у нее есть, как вы говорите, этот комплекс и ощущение. Но мне кажется, она сама делала. Она не могла по-другому, и соответственно, как вы правильно говорите, как та губка, которая вот зажалась и не впитала. И безусловно, конечно, я так думаю, что действительно она не сыграла того, что она могла сыграть. Опять же в силу характера. Не знаю, это очень сложно. Это очень сложно, и мне кажется, что у каждого человека в возрасте у любого и в любой профессии есть: вот я не сделал того, что я бы мог сделать. Да, безусловно, она написала и режиссировала, и сыграла, безусловно. И поэтому нет режиссера, и поэтому фактически нет друзей. Поэтому есть бесконечные кошки. Которым нет конца, этим кошкам. И нет людей. И "Я - Талызина" - да, это очень правильно. Очень правильное название этой передачи. Она одна. И это путь. Так тоже может быть.