На линии огня. Сьерра-Леоне. Фильм 1 [ Редагувати ]

Это Фритаун, город на западном побережье Африки. Его обитатели стараются жить так, словно и не было шестого января девяносто девятого. В столицу Сьерра Леоне, прикрывшись живым щитом из крестьян окрестных деревень, вошли боевики. Они за считанные часы захватили восточную часть города и установили свой порядок. Сторонникам президента Каббы рубили кисти рук, чтобы те не смогли взять оружие, а то и головы, чтобы их не посещали вредные мысли.

Пятидесятитысячная армия Объединенного Революционного Фронта, казалось бы, появилась, как монстр из потустороннего мира, в одночасье и в одночасье пропала, оставив на долгую память зарубки на телах и в душах своих жертв. Но ничто не возникает из ниоткуда - и не исчезает в никуда.

Вместе с солдатами-замбийцами мы отправляемся на северо-восток страны. Туда, где до сих пор боятся появляться солдаты центрального правительства.

Городок Тонго в течение десяти лет был столицей боевиков. Практически каждый из его жителей был связан с ними. Именно отсюда Объединенный Революционный Фронт начал свое наступление на Фритаун, именно здесь он закончил свое существование.

Через Тонго проходил и проходит основной путь, по которому в Либерию кочуют алмазы - главный двигатель всех войн в Западной Африке. А оттуда приходило оружие - российское, болгарское, украинское. Его здесь так много, что каждый житель Тонго мог иметь по нескольку "калашниковых". Но нынче "человек с ружьем" объявлен вне закона, и мятежный городок избавился от арсенала. С замбийцами ссориться никто не хочет - не дай Бог попасться им во время зачистки.

В 1991 году взбунтовавшийся капрал сьерралеонской армии по имени Фоде Санко захватил со своими сторонниками несколько городов здесь, на границе с Либерией, и объявил о создании Объединенного Революционного Фронта. На словах бунтари боролись против коррупции, на деле - за алмазы, которых полным-полно в здешней земле.

Кто стоял за Санко, доподлинно неизвестно, но вряд ли этот невежественный человек сам догадался набирать в свою дикую армию не умудренных опытом мужчин, а двенадцатилетних подростков. В этом возрасте человек уже может стрелять из автомата, но еще не в состоянии отличить добро от зла. А значит, не задумываясь, отнимет жизнь у ближнего своего.

Джози Джонс, крестьянин: "Мы их называем ребелами, бунтарями (от английского слова "rebels" - автор). Я видел, как двое подростков-бунтарей стояли на улице Тонго и вдруг увидели беременную женщину. Один другому говорит: давай, мол, поспорим. Если там у нее девочка, то я тебя убью, а если мальчик, то ты меня. И вот они вспороли ей живот, вытащили плод: "О, мальчик, ты выиграл!" И его товарищ нажал курок".

Санко с легкостью и прямотой дикаря вербовал сторонников. Его люди входили в деревню и, собрав крестьян, требовали, чтобы каждая семья отправила к ним по одному юноше или подростку. В противном случае - смерть.

Лоренс Эффионг убежал вместе с женой и детьми из деревушки Вилима под Тонго. Он считает, что ему повезло - потерял дом, но остался жив. Когда Лоренс пытался скрыться от боевиков, то получил три прямых попадания в ногу.

Лоренс Эффионг, крестьянин: "Они сказали: пойдешь с нами. Я говорю: без меня семья умрет. А они: она и так умрет, - и выстрелили в жену. Я побежал в буш и вдруг почувствовал страшную боль в ноге. И только потом понял, что оказался без сустава. Я калека, и моя семья может умереть с голоду".

Боевики не любят вспоминать о своих подвигах. Те, кто сложил оружие, теперь пытаются вернуться к нормальной жизни. Те, кто остался в джунглях на границе с Либерией, стараются не навлечь на себя гнев окрестных племен. Они избавляются от всех атрибутов партизанской жизни, но нет-нет, да и вспомнят с гордостью, что кто-то из них был капитаном, а кто-то майором.

В Сьерра Леоне говорят: "Если ты в двадцать пять не стал генералом, значит, ты бесперспективный". Переговоры о прекращении огня велись с двадцатипятилетними генералами, и это никого не смущало. В начале 2002-го было объявлено об окончании войны, хотя непримиримые бунтари отказались сложить оружие.

Эдвард Фаторма, бывший боевик: "Мы сопротивлялись до последнего. Нас выбили из Тонго фактически только в 2000-м, и то после того, как у нас закончились боеприпасы. Я не помню, сколько я тогда убил человек, двадцать-тридцать. Мы ведь все под наркотиками были: разрезали себе висок или щиколотку и пластырем приклеивали комочек травы. И дурман попадал в кровь, и руки были свободными".

Войну против бунтарей выиграли не армия и не правительство Сьерра Леоне. В девяносто восьмом в страну вошли объединенные силы западноафриканского союза, известные, как ЭКОМОГ. Основу их составляли нигерийцы. Нигерийские солдаты отличались особой жестокостью, и, хотя назывались миротворцами, ни мира, ни пощады от них ждать не приходилось. Именно по височным надрезам они определяли боевиков и безжалостно их расстреливали. Без суда и следствия. Наличие шрама считалось доказательством причастности к Революционному Фронту. В числе расстрелянных были и невинные люди.

Вот этот мост в пригороде Фритауна удерживали нигерийцы во главе с капитаном Огундипе, по прозвищу Злой Дух. Капитана здесь уже нет, и теперь мост под контролем капрала Ибрагима Сантуси.

Ибрагим Сантуси, капрал нигерийской армии: "Капитану боевики срезали кожу с ладоней, и он их люто ненавидел. Он приказал нам стрелять в каждого парня старше десяти лет, который появится на мосту. Мы не проверяли, боевик это был, или нет. Это был приказ, и мы удержали мост".

Шрамы на щеках капрала - следы инициации. В пятнадцать лет по традициям племени Ибрагима посвятили в воины. Шрамы означают, что воин не боится смерти. Капрал до сих пор вселяет ужас в местных жителей.

Но, тем не менее, боевики вошли в город, хотя и не через узенький мост Кисси. Шестого января девяносто девятого они двинулись по главной магистрали, прошли аэродром Хастингс и захватили столицу. Повстанцы собрали вокруг себя толпу местных жителей, и, прикрывшись ею как щитом, беспорядочно стреляли по нигерийским блок-постам из-за спин испуганных крестьян. Многие из этих крестьян остались лежать на асфальте трассы.

Доктор Соломон Камара избежал этой участи, хотя боевики обстреляли его дом, а затем ворвались и первым делом сожгли библиотеку хирурга, которую он привез из Киева.

Соломон Камара, хирург: "Перед нашими домами мы видели, как они убивали друг друга, как они сражались, как они головы срубали друг другу. Мы видели это. Дочка видела. Это было нормальное явление".

Многие подростки-боевики были его пациентами. Возможно поэтому доктору удалось уцелеть. Он отделался лишь потерей библиотеки, двух машин и нескольких стекол. Но вполне мог потерять и голову.

Андрей Цаплиенко: "Сейчас у бывших ребелов гораздо больше возможности заработать денег у государства, чем у тех людей, которым они отрезали..."

Соломон Камара, хирург: "Да, как не странно, это точно, это действительно так. Им даже платят за то, чтобы они прекратили это. А нас, которых они здесь сжигали и грабили, никто ничего не спрашивает. Это как не странно. Как это, что эти люди убивали, насиловали людей, а сейчас им платят, чтобы они прекратили войну? Это просто цена мира, цена окончания этой войны".

Соломону с женой и дочерью удалось бежать в Гвинею. Вернувшись, доктор невольно стал свидетелем расправы с бунтарем. Ненависть к боевикам была столь сильной, что Соломон даже испытывал радость, когда на его глазах убивали человека.

Соломон Камара, хирург: "Да, я видел тоже, когда начали убивать. Я бы тоже мог, с удовольствием, участвовать и убивать".

Оказывается, гуманизм и сострадание - это лишь легкая тога, в которую рядится человек. Стоит лишь ветру перемен сорвать ее, и человек превращается в зверя.

Здесь, в районе залива Йори Бей, как говорят многие рыбаки, в девяносто втором боевики захватили неизвестное судно и обезглавили всю команду. Тела лежали прямо на берегу, и, по свидетельству очевидцев, многие из них принадлежали европейцам. Кто были эти люди, из какой страны приплыли, никто никогда не скажет. Африканский берег редко бывает гостеприимным.

Рыбаки молчат. И гонят прочь любопытных пришельцев-иностранцев.

Саид Атар, рыбак: "Когда боевики пришли сюда, они запретили нам покидать свои дома в течение нескольких дней. И кто его знает, что там творилось. Нас они не трогали. Вообще-то нам глубоко безразлично, что происходит в столице, и кто там у власти - лишь бы нам дали жить своей жизнью".

Многие сьерралеонцы никогда не видели алмазов, которые стали причиной крови и страданий Западной Африки. Боевики, взявшие под свой контроль почти все рудники на востоке страны, рубили руки каждому, кто пытался тайно вынести с копей драгоценные камни. Потом это стало отличительной чертой их общения с мирными жителями.

Сегодня в Сьерра Леоне бывшие боевики чувствуют себя даже лучше, чем их жертвы. У них есть возможность вступить в армию, возможность изучать компьютерное дело. А вот так живут те, на ком боевики испробовали остроту своих мачете.

Лагерь беженцев Мюррей Таун. За десять лет войны появилась целая категория людей, которые обречены на мучения и вымирание. Ампутанты. Семьи калек стали селиться рядом - так легче выжить. Отверженные всегда тянулись друг к другу.

Ампутанты и их семьи стараются жить обособлено от внешнего мира. У них есть своя иерархия, своя школа и свое самоуправление. Нет только надежды. Их жизнь одним ударом мачете была разрезана на "до" и "после".

Кулифа Дабор, крестьянин: "Мы с отцом сидели возле своего дома, когда в деревню вошли люди в форме. Я не знал, кто они - солдаты или боевики. Один из них сказал: "Твой отец пойдет с нами". Я ответил, что не отдам его. Тогда они связали нас, положили руку отца на камень, а затем ударили мачете. Это чтобы не воевал против нас, сказали. А потом отрезали руку и мне - это чтобы не отомстил за отца".

Исса Бангура привык быть отверженным. Он свыкся с тем, что стал человеком без будущего. И, кажется, простил своим врагам их жестокость.

Исса Бангура, крестьянин: "Я хорошо запомнил этого парня. Молодой такой, лет двадцать. Я сначала не понял, солдат он или боевик, и только когда тот спросил, есть ли в деревне нигерийцы, понял, кто передо мной. Я сказал, что в деревне чисто, и протянул ему руку, и тогда боевик рубанул по ней мачете. Я скрутился от боли, а он схватил меня и отрубил вторую. И сказал, запомни, меня зовут Капитан "Ронгуэй", "Неверная Дорога". Да вот, Мохаммада он тоже укоротил".

Мохаммад - местный лекарь. Говорят, что ему знакомы секреты колдовства племени менде. А революционеры очень не любят колдунов.

Мохаммад Камара, знахарь: "Да это был сущий мальчишка, этот капитан. Он спросил меня: покажи мне руку, которой ты готовишь снадобья. Я и показал. В земной жизни я его простил, даже если встречу, не причиню ему зла. А вот на том свете мы с ним встретимся, и прощения ему не будет".

Там, в джунглях на востоке, откуда бежал Камара, люди до сих пор верят в могучего Хозяина Вселенной, который вселил в человеческое тело две души, одну - для жизни на земле, а другую - для небесной жизни. Когда враг хочет отнять у воина жизнь, первую душу, вторая запоминает убийцу, и уже никогда не прощает. Жестокость этого мира следует воспринимать смиренно. Если нет у тебя рук, чтобы дотянуться до врага, тогда на небесах создатель Подлунного мира подарит тебе новые руки и шанс отомстить обидчику. Капитан Ронгуэй наверняка знает об этом... если он еще жив.

Мы купили два мешка риса и отдали его ампутантам. Слишком многого лишены эти люди. Даже возможности поквитаться с врагом. Они даже и не подозревают, что капитан по прозвищу "Неверный Путь" не так уж далеко отсюда.

Инфильтрационный лагерь для проигравших сражение за власть боевиков устроили здесь, в поселке, который по иронии судьбы называется Ватерлоо. Правда, из двухсот пленных бунтарей здесь остался лишь один. Его подпольная кличка - "Неверный путь".

Раньше здесь содержали пленных боевиков. Затем боевиков назвали "перемещенными лицами". Лица начали перемещаться по всей стране. Люди говорят, что повстанцев среди них не осталось. Только бывший капитан ОРФ Амос Фомба. Он живет примерно так же, как жил в джунглях - по крайней мере, быт его не очень-то изменился. Единственная компания Амоса - глянцевые девицы из потертых европейских журналов. Единственная реликвия - солдатский брезентовый пояс на стене. В девяносто третьем пятнадцатилетний Амос ушел на войну. Теперь привыкает к миру.

Амос Фомба, бывший повстанец: "К нам в Кенема пришел капитан и сказал, что его прозвище "Надежда-и-Опора". Он пригрозил матери автоматом и сказал, что забирает меня с собой. С тех пор я не видел своих родителей. Я сначала был носильщиком, а потом подумал, что так и умру никем. И захотел воевать".

Андрей Цаплиенко: "У всех повстанцев были прозвища. Какое прозвище носил ты?"
Амос Фомба, бывший повстанец: "Неверный Путь. Капитан Неверный Путь".
Андрей Цаплиенко: "Калечил ли ты пленных солдат или заложников?"
Амос Фомба, бывший повстанец: "Нет, никогда. Я всегда старался облегчить их страдания".

Амос Фомба, бывший повстанец: "Мы воевали под наркотиками. Они помогали нам легче переносить жизнь в джунглях".

Неверный Путь не очень-то волнуется  по поводу загробной мести со стороны безрукого знахаря. Бывший капитан повстанческой армии не верит ни вождям, ни колдунам. Вожди-революционеры его предали, вожди реакционеры - простили и постарались забыть о нем. А единственный колдун, которого он встретил в своей жизни, даже не смог защитить себя и потерял руку. Значит, в земной жизни стоит верить лишь в деньги. И в удовольствие, которое можно за них купить.

Амос Фомба, бывший повстанец: "Когда мы брали города, то зачастую не могли вспомнить названия улиц, по которым входили. Нам говорили, что мы воюем против коррупции, но я сам видел, как к нам за бриллиантами приезжали курьеры. В основном, арабы и белые".

Белым - алмазы, повстанцам - наркотики, остальным - смерть. Такова нехитрая схема войны. Рычаги управления войной находятся за пределами Сьерра Леоне.

Соломон Камара, хирург: "Можно сказать, что люди, которые делали эту войну, они были где-то в Европе. Потому что у меня были товарищи в Норвегии, которые мне звонили, говорили: доктор, эта война не скоро кончится, потому что люди здесь в Европе есть, которые заинтересованы, чтобы эта война не кончилась".

Весной две тысячи второго повстанцы устроили символическую сдачу оружия. Орудия взаимного уничтожения были собраны в одном месте и сожжены. Но это было лишь символическое уничтожение. На границе с Либерией, там, куда мы сейчас направляемся, находится десятитысячная группировка повстанцев. Сейчас они воюют на территории Либерии, здесь же пополняют запасы продовольствия и рабочей силы.

Амос Фомба, бывший повстанец: "У них там всякого добра хватает. Я слышал, что даже "Стингеры" есть. Правда, никто из нас с такой штукой управляться не умеет, но ведь дурное дело не хитрое".

Никто не знает, сколько винтовок и автоматов осталось в этих джунглях. Боевики ОРФ расставались с оружием неохотно. Представьте себе, 50000 малолетних бойцов сдали 23000 единиц стрелкового оружия. Притом половину из этого оружия можно смело и за немалые деньги выставлять в Британском музее".

"Стингеры" вряд ли можно причислить к музейным экспонатам. И кто знает, может быть, нам удастся увидеть тех, для кого они предназначены. Наш путь - через джунгли, туда, где западную границу контролируют российские и украинские вертолетчики. Один шаг к миру сделан, но если отсюда уйдут миротворцы, то и страна развернется в обратном направлении. На западе Африки живут только по законам алмазного бизнеса.