Сергей Хрущев: Отец как-то назвал Сталина "Мудакашвили" [ Редагувати ]

- Чем вы сейчас занимаетесь?
- Преподаю в университете Брауна в США, читаю курс: "Постсоветские государства на пути из прошлого в будущее". Рассказываю студентам, что происходит в России, Украине, Грузии. Еще пишу исторические книги. Издал трилогию об отце: "Реформатор", "Рождение сверхдержавы", "Пенсионер союзного значения".

- Детство помните? Кем был Никита Хрущев, когда вы родились?
- Это был 1935 год. Хрущев тогда был секретарем Московского комитета партии, но вскоре мы переехали в Киев. На Украине тогда было безопаснее - подальше от царского ока, от интриг, проще было выжить.

- То есть, Хрущев боялся за себя в 1937-1938 годах?
- Конечно, боялся. Это же была лотерея. Как-то в 1937 году Сталин его вызвал и говорит: "Вы не Хрущев, вы..." и называет какую-то польскую фамилию. А поляки тогда были нашими врагами, их арестовывали. Отец говорит: "Ну какой я поляк? В деревне, где я родился, все знают, что я Хрущев". Сталин махнул рукой: сказал, ладно, мол, видно, это Ежов что-то спьяну наговорил. Но все могло закончиться иначе. Хотя и в Киеве было неспокойно. Там был такой нарком внутренних дел Успенский, который начал кампании арестов. Как-то он пришел к моему отцу и говорит, мол, поэт Максим Рыльский - украинский националист, его надо арестовать. Хрущев спросил: "Почему националист?". "Он пишет стихи на украинском языке". "А на каком же вы хотите, чтобы он писал на Украине?" - возразил отец. В следующий раз Успенский сказал, что Рыльский, собираясь с друзьями, поет украинские песни. На что Хрущев ответил, что, когда он собирается с друзьями и немного выпьет, то тоже поет украинские песни. Но все-таки решил перестраховаться. Позвонил Сталину, сказал, что Успенский хочет арестовать великого поэта Рыльского, а тот недавно написал стихи о Сталине, их положили на музыку, и теперь вся Украина поет эту песню. "Что вы мне посоветуете?" - спросил. Сталин ответил: "Я сам займусь этим делом". В итоге, Рыльский остался жить, а наркома Успенского арестовали.

- Ваш отец понимал, что все эти процессы - это цирк?
- Это нам сейчас кажется, что все было ясно. Но они в это верили. Сталин был хитрым, умным, всем рассылал протоколы допросов, где люди признавались, что они шпионы. Но с другой стороны, Хрущев как-то рассказывал: накануне ареста командарма Якира они весь вечер гуляли вместе, общались. И когда на следующий день Якира арестовали, то у отца были двойственные переживания: с одной стороны - как это он не разглядел в Якире врага народа, с другой - вот я, мол, весь вечер с ним гулял, как бы теперь я сам не попал во враги. То есть, сам он себя врагом народа не считал, но понимал, что могут арестовать.

- Как Хрущев относился к Сталину, как они познакомились?
- Он рассказывал, что Сталину его представила Светлана Аллилуева, с которой они вместе учились в Промакадемии. Хрущев там был на первых ролях. Есть версия, что его продвигал Каганович, но одно другого не исключает - Каганович тогда был вторым человеком после Сталина, он занимался кадрами. А отношение к Сталину у него менялось со временем. Если вы возьмете Сталина конца 20-х годов, хитрого, эффективного бюрократа, и сравните его с конкурентами, например, с Троцким, - то увидите, что Сталин был предпочтительнее. Троцкий при всех его талантах - это был Че Гевара, который жил мировой революцией, считал, что надо все ресурсы СССР бросить на то, чтобы поднять восстание в Германии, других странах. А Сталин понимал, что первым делом надо строить свою страну. И Хрущев в то время был его сторонником. Всегда считалось, что поворот взглядов Хрущева произошел во время войны. Но в 90-м году мы ездили с иностранным исследователем, который написал биографию отца, по хрущевским местам. И в Донбассе еще была жива дочка друга Хрущева по фамилии Косенко. Она вспоминала, как в 1939 году Никита Хрущев уговаривал ее отца переехать в Киев, вступить в партию, сулил должность. Косенко ему возразил, мол, в партию вашу я вступать не хочу - вы Кирова убили, вы еще кого-то убили. На что Хрущев ответил: "Ну, этому Мудакашвили мы еще все припомним". Так что подозрения были. Одно из первых поручений Хрущева, которое он дал после смерти Сталина генпрокурору Руденко‚ - представить справку о процессах 1937-1938 годов. Насколько они были обоснованными.

- Каким был Никита Хрущев в быту? Часто видели его дома?
- Он любил людей. В молодости играл на гармошке, но я знаю об этом по рассказам, не пил, не курил. Когда познакомился с мамой в 1924-м и решил на ней жениться, поставил условие, чтобы она бросила курить. Любил петь, хотя делал это не очень, а танцевать не умел. Любил охотиться. И живность любил: у нас на улице Осиевской в Киеве лисенок жил, две собаки, белки; бабушка держала уток. После мы жили на даче в Межигорье (там, где сейчас резиденция президента Украины - прим. ред.). Еще был период, когда жили напротив нынешней Верховной рады, на улице Карла Либкнехта (ныне – Шелковичная - прим. ред.). Вообще, когда мы жили в Киеве, у нас была нормальная жизнь. Отца я видел каждый день. Он уходил в 9 утра, возвращался к шести-семи и мы шли гулять. Он считал, что те, кто говорят, что работают весь день, либо врут, либо на работе ничего не делают. Хрущев вдали от власти был контактный, у нас собирались в доме гости, приезжали Корнейчук, Бажан, Тычина, Гмыря. В Москве все это оборвалось. Когда мы жили там на улице Грановского, то напротив нас на пятом этаже жил Булганин, а на четвертом - Малинков. Отец был с ними дружен, но в гости друг к другу они не ходили, потому что это могло быть истолковано как подготовка заговора.

- Долго вы жили в Киеве?
- До седьмого класса. Я учился в обычной 24-й школе недалеко от Сенного рынка. Моя мама, Нина Петровна, просила учителей, чтобы они были со мной построже - поэтому и тройки у меня были, и даже когда я очень старался, пятерок мне не ставили.

- А дети к вам как относились?
- Не преследовали, но и никакого пиетета передо мной не испытывали. Я был человеком достаточно застенчивым. В детстве пережил туберкулез бедра, год пролежал, потом учился ходить на костылях. Мне многого было нельзя - в футбол нельзя было играть и так далее.

- А охрана, няньки, вещи из-за границы были?
- Нет. Это у отца было два охранника, а у меня никакой охраны не было, я сам ездил на троллейбусе. Няня Наташа у меня была, когда я был маленьким. Конечно, страна тогда жила голодно, а у нас из еды было все. Но заграничных вещей не было. Их и позже было очень сложно достать.

- Начало войны помните?
- Мы жили в Межигорье, я тогда уже был болен туберкулезом. Помню, как над нами летели немецкие бомбардировщики бомбить Дарницу. Тогда уже нависала угроза окружения, отец нам позвонил и сказал: "Срочно эвакуируйтесь". И мы уехали с двумя чемоданами - сначала в Москву, затем в Куйбышев.

- Вы отца во время войны видели?
- Первый раз я его увидел в конце 42-го - начале 43-го в Куйбышеве - то есть, больше, чем через год. А в 1943-м мы уже приезжали к нему в Киев. Кстати, он мне как-то из Сталинграда прислал кинжал, два эсэсовских кортика и гильзу от пушки. Я долго их хранил, но теперь что-то украли, что-то потерялось.

- Отец рассказывал вам о войне?
- Он часто вспоминал поражение под Харьковом. Фронтом тогда командовал Тимошенко, и Сталин приказал ему наступать. Но было ясно, что тогда немцы нас просто окружат. И вот Баграмян обратился к Хрущеву - сказал: на вас последняя надежда, позвоните товарищу Сталину - убедите его. Отец позвонил, трубку снял Малинков, переговорил со Сталиным и передал: "Сталин сказал: не лезь не в свое дело - ты не военный". Хрущев передал это Баграмяну. Тот заплакал. Сказал: "Все, конец". И действительно - через день их окружили и полмиллиона человек попали в плен. После харьковского поражения его вызвал Сталин. Отец считал, что на фронт он уже не вернется, что его арестуют по дороге. И только когда он приземлился в Сталинграде, почувствовал себя в безопасности. Еще вспоминал начало войны, как он первый раз приехал к Сталину и они вместе сидели в метро - командном пункте на Кировской. И Сталин сказал: "Вот‚ говорят: русский народ, у него смекалка, а он бежит".

- А как отец стал первым человеком в СССР, помните?
- Понимаете, все время моей жизни отец был у власти. Когда он стал генсекретарем, мне было 18. Я учился в Энергетическом институте: тогда только начинались электроника, автоматика. И в моей жизни ничего не изменилось. К тому же, вопросы власти и международных отношений он дома не обсуждал.

- Отец вмешивался в вашу жизнь, говорил, с кем дружить, а с кем - нет?
- Нет. Когда я что-то делал не так, мама говорила: "Будешь себя так вести - будешь как Вася Сталин". Дружил я со своими однокурсниками и еще с сыном Микояна Серго. Отец обычно не вмешивался. Только однажды, когда он узнал, что я бываю в гостях у сталинского наркома Круглова, он сказал мне: "Ты туда больше не езди".

- Ваш отец недолго пробыл у власти. Помните, как его сняли?
- Я заранее знал, что готовится заговор, мне один кагэбэшник рассказал, я отца предупредил. Но он не поверил. Конечно, он был в шоке, когда его сняли - не знал, что будет дальше - арестуют, не арестуют. Могли не только его, но и семью арестовать.

- За что его, по-вашему, невзлюбили соратники?
- Он был реформатором, а реформаторами недовольны все: одни считают, что они делают слишком мало, другие - что слишком много. У него было много планов - новая Конституция, свободные выборы, постоянный парламент, резкая децентрализация управления экономикой, передача власти на места. А накануне того, как его "ушли", он готовил очередную реформу - начал снимать региональных начальников, а они были в ЦК и решили сыграть на опережение - уволить его, пока он всех не снял.

- Он переживал свою отставку, чем занимался после этого?
- Он очень сильно переживал. Хотя еще до этого говорил, что мне, мол, уже 70 лет: вот доживу до следующего съезда и уйду. После отставки он читал книги, гулял, диктовал мемуары. Огород у него был, он проводил туда водопровод.

- С соратниками по партии общался?
- Что вы! Это было невозможно. К нему разрешали приходить только людям, никак не связанным с политикой, журналистикой. Его приятель, посол Югославии, хотел его посетить, но ему сказали: "Не советуем". А когда тот стал настаивать, - объяснили, что он может посещать Хрущева, но тогда никто из советского руководства больше никогда с ним встречаться не станет. А вот если мои друзья хотели прийти - никто не возражал.

- Хрущев ненавидел за это Брежнева?
- Нет, скорее Брежнев ненавидел Хрущева. Все время доказывал, что Хрущев плохой. Это стало какой-то манией. Даже село Никита в Крыму переименовали в село Ботаническое, чтобы отец не видел свое имя, когда он едет на дачу.

- Жалеете о развале Союза?
- Конечно. Если бы наследники Хрущева проводили те реформы, которые он начал, думаю, Союз не развалился бы. И, может быть, восточный блок сегодня был бы сильнее западного.