Хладнокровный боевик большевизма [ Редагувати ]

В замечательном романе Андре Мальро "Условия человеческого существования" о китайской революции (1933) - собственно, о событиях в Шанхае весной 1927 года - есть весьма запоминающийся образ русского коммуниста Катова. Человек весьма бурной революционной биографии, эмиссар Коминтерна, Катов вместе со своими китайскими товарищами готовил восстание. Сначала против "компрадорского" шанхайского правительства, затем, после его падения, против Чан Кайши, чьи войска уже вошли в город.

Катов - опытнейший и хладнокровный боевик, преодолевая чувство политического и экзистенциального одиночества, готовится к "последнему и решительному". Каковой и оказывается на самом деле последним... Катов и его товарищи-боевики попадают в плен к чанкайшистам и те по очереди сжигают их в паровозной топке. Накануне казни Катов отдает своим товарищам припасенный им на случай пыток яд и, прихрамывая, в окружении карателей, направляется к своей пылающей смерти. "Предположим, - подумал он, - что я погиб во время пожара".

Эту сцену в романе французского писателя Хемингуэй, раздражавшийся при одном упоминании имени Мальро, считал одной из самых сильных в литературе XX века. О романе написаны целые библиотеки. Но странным образом мальроистика прошла мимо прототипа того образа.

...И во время Гражданской войны, и после фамилия Котовский не только произносилась, но и подчас писалась через "а" - Катовский. Катов - усеченное от Катовский, фонетически облегченное для французского читателя.

Откуда же Мальро мог узнать о Котовском-Катовском? Дело в том, что он самым внимательным образом следил за происходящим тогда в СССР. В конце 1920-х Михаил Булгаков пытался - через брата-эмигранта - протестовать против сомнительного перевода и затем такого же сомнительного спектакля по "Зойкиной квартире" в Париже. В той "Квартире" один из агентов угрозыска все время повторяет слово "абсолютно". Агент Коминтерна Катов именно это радикальное слово постоянно и повторяет. Даже это словцо из советского далека Мальро запомнил.

А что же Котовский?

Вся мировая пресса 1920-х была переполнена сообщениями о непрестанном советско-румынском конфликте из-за так называемого бессарабского вопроса.

Бессарабия, писали тогда, во все времена, во всех государственных образованиях была далекой окраиной. Вот и переходила из рук в руки. Поначалу там появилась романовская Россия, а затем, уже в суматохе Гражданской войны, Румыния.

В декабре 1918-го румынский парламент - "единогласно и окончательно" - провозгласил присоединение бессарабской провинции к румынскому королевству. "На вечные времена".

Вот тогда-то многое и началось в исстари неспокойном регионе. Сейчас уже трудно сказать, что из всего того было прямо инспировано (прежде всего, Москвой, не смирившейся с потерей Бессарабии), а что было производным от издревле тяжкой участи бессарабского крестьянства.

Восстания против Хотина в 1919-м, близ Бендер в 1920-м. Наконец, грандиозное татарбунарское восстание осенью 1924-го. Мир равнодушно, но все же подчас взирал на пылающее захолустье Европы...

И вот Григорий Котовский... Поразительный характер, поразительная участь, сложившаяся именно в том, государственно неустойчивом поле. Странный удел человеческий... Семнадцатилетний, по-современному говоря, агротехник-практикант приезжает в некое бессарабское помещичье имение, свирепейшее феодальное гнездо. На пощечину деспота-помещика он реагирует яростно, в мгновение ока превратившись в "юнака", свирепого и умелого гайдука, грозу помещичьих гнезд.

Итак - разъезды по всей Бесарабии, знаменитое - "Я - Котовский!", злобное батрацкое господам: "Нет на вас Гришки Котовского!" Пылающие феодальные гнезда. Аресты. Побеги. Снова аресты. Каторга. Смертные приговоры. Восточная гимнастика за несколько часов до предполагаемого часа казни. Неожиданный интерес к последнему гайдуку со стороны генерала Брусилова. И - освобождение в дни февраля 1917-го.

А вскоре снова набеги на уже румынскую Бессарабию. Но далее следует, может быть, самое удивительное в биографии Котовского - превращение "последнего гайдука" во внешне дисциплинированного военно-коммунистического функционера. С самой характерной специализацией. Комбриг Котовский успешно воюет с антикоммунистическими партизанами - григорьевцами, махновцами, петлюровцами.

"Дума про Опанаса" Багрицкого, написанная не то что по горячим, а по еще пылающим следам событий, скрыто, но с удивительной сюжетной точностью воссоздает всю угрюмую патетику того превращения. Вчерашний "разбойник", силою вещей, поднимает оружие против тех, кого теперь принято считать разбойниками. Комбриг Котовский и махновец Опанас здесь, как братья в древних эпосах, сражающиеся друг с другом и друг друга не знающие...

Но вот закончилась война. А бессарабский вопрос становится все острее и острее. Вот тогда-то Кремль, по-видимому, по инициативе Троцкого, и создает, на всякий исторический случай, Молдавскую Автономную Советскую Социалистическую Республику (АМССР) в составе УССР. Фактически во главе с Котовским, официальным ее военным руководителем.

ЦИК АМССР объявил Бессарабию в своем составе... И тоже, как ранее румынский парламент, - на "вечные времена". Но что-то уже смещается в Кремле в сторону от "мировой революции", в сторону "социализма в одной стране".

Сталину уже не нужны отважные интервенционистские вылазки за границу, не нужен ему и другой - не сталинский там "социализм". Он торпедирует восстания коммунистических боевиков в Таллинне. Затем приостанавливает такое же движение в Западной Белоруссии, в Западной Украине, на границе Литвы и Польши.

"В одной взятой" им стране ему нужно прежде всего абсолютное послушание. Так загадочно умирает во время загадочной операции руководитель Красной Армии Фрунзе, незадолго до того вытеснивший оттуда Троцкого. Что могло быть следующим шагом?

На какую грандиозную историческую импровизацию вдруг может решиться командир 2-го Кавалерийского корпуса Котовский? С его-то неистовым темпераментом, чрезвычайной популярностью, его конниками, которые в несколько суток могли дойти не только до Кишинева?

И ровно за месяц до гибели Фрунзе Котовский был убит под Одессой. Убийцу схватили, допросили и... вскоре отпустили на свободу. Разъяренные бойцы-котовцы, разумеется, вскоре нашли его и устроили самый скорый суд. Так что мы теперь никогда не узнаем, кто же его все-таки послал. А "для народа" была запущена подлая, но безотказная легенда - о смерти Котовского от пули ревнивого мужа...

Нет, Котовского ревновал совсем другой "муж". Заметавший потом следы гигантским официальным мифом о герое Котовском. Вот тому последнему гайдуку, революционеру-инсургенту, мимоходом и поставил памятник в своем романе Андре Мальро. Пожалуй, более точный перевод названия романа - "Удел человеческий".

 Вадим Скуратовский, "Столичные Новости"